Вздыхаю.
— Где я, по-твоему, могла простудиться?
— Гм… Да где угодно. Могла потанцевать и разгоряченная выскочить в своем платьице на балкон.
— Нет, я не выскакивала на балкон, — устало говорю я. — Все в порядке.
— Значит, совсем не выспалась, — с утвердительной интонацией произносит Джонатан.
Я на миг пугаюсь: откуда ему известно?
— Еще бы! — невозмутимо продолжает он. — После сумасшедшей дороги допоздна веселилась, а теперь снова на самолет.
Я с облегчением вздыхаю.
— Посплю в полете. Я и в дороге неплохо отдыхаю.
— Хорошо. Я сейчас ложусь спать, а ты, когда приедешь…
Мне в голову приходит совсем неуместная мысль, и голос Джонатана отдаляется настолько, что я его почти не слышу. Я так и не рассмотрела, какого цвета у Кеннета глаза. Прекрасно помню, что они темные, а от волнения становятся почти черными, но цвет, оттенок? Меня охватывает сводящее с ума отчаяние. Это чувство, наверное, сродни тому, которое испытываешь, если по собственной глупости устроил скандал близкому человеку, оскорбил его, уехал, а наутро узнаешь, что его больше нет в живых и прощения просить не у кого.
Мне до того страшно и тяжко, что я насилу удерживаю в груди стон. Возможности еще раз взглянуть в эти глаза больше не выдастся… Никогда!
— Рейчел? — испуганно зовет Джонатан, и я внезапно прихожу в себя.
Господи! Кеннет О’Дин — мой путь в пропасть. А Джонатан — спасение. Да-да, надо вернуться к нему и забыть безумную страсть. Как жаль, что дорога домой займет целые сутки.
— Рейчел? — повторяет Джонатан, и я лишь теперь осознаю, что до сих пор не ответила.
— Что?
— Ты молчишь, я уже испугался, — растерянно говорит он. — Подумал, уж не дурно ли тебе.
Вымучиваю из себя смешок.
— Чего тут пугаться? Какие-то проблемы со связью, а я постоянно здесь и все со мной в порядке.
— Проблемы со связью? — недоуменно повторяет Джонатан. — А мне показалось…
— Все хорошо. Ни о чем не беспокойся, а то не уснешь, — бормочу я, изо всех сил стараясь заставить себя забыть о глазах, взгляд которых до сих пор опаляет огнем и переворачивает душу.
В доме, когда я наконец вхожу в прихожую, царит тишина. Все лежит и стоит на своем месте, как любит Джонатан. Кажется, прямоугольник на столике, где мы держим телефонный справочник, вымерен по линейке и обозначен тонкими линиями. Завтра мне на работу, а спать остается всего ничего, а голова гудит от шума самолетных двигателей и тревожного прерывистого сна.
Надо бы сейчас же принять душ и лечь, но я не спешу в нашу супружескую спальню. Прохожу в гостиную, включаю ночник, скидываю туфли с уставших ног, сажусь в кресло и смотрю в пустоту невидящим взглядом.