— Тогда можете идти.
Прижимаю руки к груди.
— Вы не представляете…
Босс жестом просит меня оставить россыпь благодарности при себе и уже опускает глаза, переключая внимание на документы.
— Спасибо, — говорю я, выскакивая из кабинета.
Рекламная кампания мгновенно вылетает у меня из головы. Выходя из здания, звоню Оливии.
— А, привет, путешественница! Ну, как впечатления?
— Послушай, ты сейчас очень занята? — спрашиваю я.
— Что-нибудь случилось? — настороженно интересуется Оливия.
— Да нет, просто надо поговорить.
— Это срочно? Я только приехала на сеанс массажа, буду дома часа через полтора.
— Хорошо. Через полтора часа я буду у вас.
Оливия говорит что-то еще, но я уже нажимаю на кнопку, прерывая связь. Полтора часа наедине с раздумьями и воспоминаниями. Полтора часа потуг разобраться что к чему и понять, не наломала ли я дров. Тяжело вздыхаю, покоряясь судьбе, и бреду по шумной улице города, который даже не подозревает о моей странной, горькой и пугающей любви.
Оливия смотрит на меня так, будто я сообщила ей, что разыскала призрак Джейкоба и даже премило с ним поболтала.
— Сын… Джейн никогда о нем не рассказывала.
— Поначалу они его не желали знать, потом долго осторожничали. А повзрослев, он стал исследовать обстоятельства той истории, выяснять, как живет мама, ее семья. Джейн, наверное, не слишком хотела, чтобы он с нами знакомился. Но не устояла под напором его просьб — вот и пригласила нас.
— Хм… — Оливия ставит передо мной тарелку с очередным куском мясного пирога и ополаскивает лицо холодной водой. На улице страшная жара.
Я уплетаю угощение за обе щеки, потому что, излив душу, почувствовала себя смертельно голодной. Успокоения же, увы, не приходит. Напротив, меня терзают новые и новые сомнения. В данную минуту, например, я раздумываю, не стоило ли к той строчке на двери приписать «прости». Или «целую». Или то и другое. А может, следовало придумать что-то совсем другое, что не сулило бы ничего конкретного и в то же время дарило бы слабую надежду.
— Вы… договорились поддерживать отношения? — обмахивая свое мокрое некрасиво-прекрасное лицо рукой, спрашивает Оливия.
Уверенно качаю головой.
— Я подумала… ничего хорошего из этого не выйдет. Как-то слишком все странно, попахивает навязчивыми идеями, даже сумасшествием.
Оливия одобрительно кивает, и у меня в душе поднимается бунт.
— По-твоему, мои рассуждения верны?! — с нотками возмущения, противореча сама себе, спрашиваю я.
Оливия берет салфетку и промокает щеки.
— Сказать что-то определенное тут сложно. Но… — В ее взгляде мелькает испуг. — А матери ты случайно ничего не рассказывала?