Мы с Кеннетом тем временем, как и условились, шаг за шагом узнавали друг друга. Теперь мне трудно представить, как я могла тосковать по Сету и довольствоваться скучным счастьем с Джонатаном. Когда Кеннет уедет, не знаю, что я буду делать. Наверное, с горем пополам протяну недельку другую, уволюсь и полечу в Нью-Йорк.
Впрочем, где мы поселимся, еще неизвестно. Кеннет очарован австралийской зеленью, экзотической для него природой и даже «чокнутыми» оззи.
О своем визите мы предупредили родителей за три дня. До назначенного часа остается несколько минут, и мы сидим в машине, потому что меня трясет от волнения и ускорять неминуемое нет ни малейшего желания.
Вот часы на приборной доске показывают ровно два, и Кеннет ободряюще похлопывает меня по руке.
— Пойдем. Чем раньше появимся в доме твоих родителей, тем быстрее останется в прошлом самое неприятное.
Медленно киваю, глубоко вздыхаю и выхожу из машины. Дверь открывает отец.
— Привет, пап! — как можно более беспечно щебечу я. — Это Кеннет. Кеннет О’Дин. А это мой отец, Бен Дайвер.
Папа жмет Кеннету руку, без избитых «очень приятно», но вполне дружелюбно. Если в двух словах, наш отец — человек без проблем. Никогда не ревновал меня к моим знакомым мужчинам, не буравил их взглядом, представляя, как те спят со мной, в мою жизнь не суется, но, если обратишься к нему за помощью, отложит все свои дела и поможет.
Мэтт не принимал Джонатана, но старался это скрывать, а на Кеннета с первых мгновений смотрит приятельски. Незаметно вздыхаю с облегчением. Слава богу!
Мамы пока не видно. Провожу Кеннета в гостиную, где уже накрыт стол к обеду, и он сдержанно, но с интересом рассматривает все вокруг. Картины мы привезли с собой. Кеннет держит их изображением к себе. Я подумала, не лучше ли отдать их маме потом, чтобы не обрушивать на нее все разом, но Кеннет решил вручить картины лично, а второго случая до его отъезда, может, не выдастся.
Мама входит, когда в гостиной собираемся мы все, напряженная, но как всегда величественная.
— Мам, привет! — все притворяясь беззаботной, восклицаю я. — Вот, познакомься… — Сглатываю комок в горле. Ломать комедию дается с превеликим трудом. — Это Кеннет О’Дин. А это моя мама, Эмили Дайвер.
— Здравствуйте, — говорит Кеннет, протягивая руку.
Мама ее как будто не замечает. Ее лицо бледнеет, глаза, взгляд которых приковывается к лицу Кеннета, расширяются и застывают.
— О’Дин? — глухо и так, будто говорить ей больно, переспрашивает она.
Кеннет кивает, опуская руку.
— Да. Это фамилия моей матери. Она певица, выступала в основном в клубах и ресторанах, а на телеэкранах, увы, не мелькала. — Кеннет разводит руками и улыбается. — Впрочем, насколько я понимаю, она к этому и никогда не стремилась. О’Дин — фамилия моего деда, под ней мама и выступала.