— Почти готовы!
— Ну, ладно, собирай, что ли, котомку, а я пойду бригаду поднимать.
С этими словами Аверьян направился к своим товарищам по охоте. Бригада Калугина состояла из трех человек: Федора Проскурякова, Луки Горбунова и Дмитрия Золотарева. Все они жили неподалеку. Не прошло и часу, как бригада собралась у Золотарева. Решили на следующий день ехать до станции Вяземской, затем добираться до Медвежьего по узкоколейке, а там податься на Светлый ключ, где у Аверьяна стояло зимовье. В этом году бригада Калугина выходила на промысел последней. Лишь несколько дней тому назад пришло в промхоз задание на отлов тигров; ждали его еще с начала осени, оно-то и задержало Калугина.
Теперь, кроме добычи пушнины, бригада должна была отстрелять восемь кабанов и поймать живьем двух тигрят. Не впервые выходил Калугин на промысел — на его счету было более двадцати тигров, — но каждый раз с волнением подписывал договор.
Вернулся Аверьян домой поздно. Его жена Анисья укладывала в объемистый рюкзак мешочки с сушеным луком, сухим молоком и крахмалом. Основные продукты — хлеб, сахар, масло, крупу — охотники возьмут на Медвежьем. Патроны, охотничье снаряжение — топор в чехле, нож, прибор для чистки винтовки, компас и небольшую аптечку — обычно укладывал он сам.
— Ну, мать, завтра отчаливаем, а теперь спать!
Упругая сетка никелированной кровати бесшумно подалась под могучим телом Калугина. Но ни тепло и покой этой кровати, ни вкусные борщи и пельмени, которые так мастерски умела стряпать Анисья, ни даже ее ласковое, теплое отношение к мужу не могли удержать старого охотника дома. Надвигался охотничий сезон — и он на несколько месяцев уходил в лес, ночевал в лучшем случае на жестких, с торчащими сучками нарах охотничьих барачков или ежился у костров, довольствуясь незатейливой похлебкой, а то и просто чаем с замерзшим хлебом. На промысле он не только не тосковал о семейном уюте и удобствах, но даже забывал об Анисье и детях, о Красной Речке и доме, отдаваясь всем сердцем во власть древнейшей страсти человека — охоте. Только в конце зимы, а то и в начале весны возвращался он домой, иногда привозя свои трофеи на большой лодке, сделанной им самим в лесу из сухостойника.
За внешней сдержанностью Калугина скрывались постоянство и большая его привязанность к жене. Еще задолго до отъезда в лес он навел образцовый порядок в хозяйстве: подвез к дому стог сена, утеплил хлев для коровы, наколол дров на четыре месяца.
Анисья и сама слыла хорошей хозяйкой, все спорилось в ее руках: дети ходили чистыми, опрятным, а полы в доме настолько блестели, что навещавшие Калугина приятели стеснялись в сапогах входить в комнаты и скромно садились в прихожей, пряча ноги под табуретку. Поначалу Анисья волновалась за мужа и даже требовала, чтобы он бросил охоту и перешел в совхоз пасечником, но спокойная уверенность Калугина в своей силе и охотничьем счастье передалась с годами и ей, а может, как знать, и в ее жилах текла кровь древних охотников, — и Анисья крепко сжилась с судьбой жены зверового промысловика и как умела помогала мужу.