Джон поневоле подумал, что, несмотря на красноречие, ничто в лице епископа не выдавало того, что он испытывает сильные страдания.
Затем эстафету подхватил архидиакон:
– Де Бонвилль, вы утверждаете, что ищете прибежища, значит, вы признаетесь в совершении греховных деяний?
Гервез затряс головой:
– Конечно же, нет, святой отец. Я ни в чем не виновен. Я стал жертвой обстоятельств и заговора. Мой сквайр, Болдуин из Бира, возможно, и был негодяем, хотя мне в это не верится. Однако говорить о том, что и я причастен к преступлениям, – это наглая ложь! У вас ведь уже есть преступник, вина которого подтвердилась на испытании судом Божьим. Как его зовут? Алан Фитцхай, кажется?
Голос де Бонвилля срывался от волнения. Последовала продолжительная пауза. Епископ в задумчивости жевал нижнюю губу. Станет ли он упорствовать, продолжая поддерживать де Бонвилля и рискуя заработать неприятности на собственную голову? Или же швырнет его на съедение волкам и умоет руки?
Решив дождаться окончательного прояснения ситуации, он выбрал третий путь, оставляющий открытой любую возможность.
– Меня не волнуют желания мирских властей. Но, в чем бы ни состояла истина, которая в конце концов обязательно выяснится, я готов и буду отстаивать до самой смерти нерушимость закона прибежища.
Он вперил жесткий взгляд в шерифа, основного защитника закона и порядка и главного представителя мирской власти в Эксетере. Над присутствующими все еще витал призрак убитого Томаса Бекета, и епископы никогда не упускали возможности утереть нос королевским слугам, не простив им пресловутого нарушения святости церковного прибежища, которое было допущено всего двадцать четыре года тому назад.
Епископ снова обратил свой взор к де Бонвиллю.
– Что касается церкви, то ты получаешь в свое распоряжение ограниченный период времени, в течение которого сможешь чувствовать себя в безопасности, ибо никто не посмеет тебя тронуть. Я прослежу, чтобы закон прибежища был чтим всеми и каждым. Остальные вопросы тебе придется решать самому с представителями закона.
Гервез, не поднимаясь с колен, закивал головой.
Генри Маршалл снова повернулся к коронеру и констеблю, который подошел к де Ревеллю и остановился рядом с ним.
– Никто не смеет забрать его отсюда помимо его воли. Он должен получать пищу и воду, но эта обязанность ложится на плечи города, а не собора.
Шериф согласно кивнул:
– Я уведомлю помощников мэра, ваша светлость. Это их обязанность. Кроме того, они должны охранять его, следя за тем, чтобы он не сбежал. Это также входит в обязанности города. Но в данном случае я назначил для охраны сержанта и несколько стражей из гарнизона. За все отвечает констебль.