Несмотря на заверения епископа, беглец, вскочив на ноги, попятился назад, в свой угол, и забился в узкое пространство между алтарем и углом стены.
Шериф с перекошенным от ярости лицом подошел вплотную к зятю.
– Видишь, какие неприятности возникли из-за твоего упрямства, Джон? – прорычал он. – Почему тебе не сиделось на месте? Подумаешь, пара покойников – при том, что каждый год мы теряем тысячи и тысячи от войн и эпидемий?
Коронер, который был на две ладони выше ростом, чем стоявший перед ним мужчина, просто молча смотрел в лицо противника.
Де Ревелль, терзаемый точно такими же тревожными сомнениями по поводу происходящего, как и епископ, подступил к де Бонвиллю, который, хорошо помня, как шериф помогал и поддерживал его ранее, посмотрел на него с робкой надеждой.
– Я должен задать вам прямой вопрос, Гервез. Вы готовы сдаться под мою опеку и предстать перед судом по предъявленным вам обвинениям?
Наследник Питер-Тейви замотал головой:
– Я невиновен, сэр Ричард. Это все Болдуин, это все его рук дело, он убил их, а я ничего не знал.
Выражение лица шерифа стало еще более несчастным.
– Именно это и должен решить суд. Если обвинения ложны, а ваши обвинители лгут, это выяснится, когда вы предстанете перед судьями.
– Как же мне защититься от ложных обвинений? – исступленно спросил Гервез.
Де Ревелль раздраженно потянул себя за остроконечную бороду. Ему не терпелось поскорее убраться из собора, он не желал иметь дела ни с преступником, ни с ситуацией в целом.
– Я уже сказал, суд во всем разберется и установит истину, – заявил он с ханжеской неопределенностью.
– А… это будет суд графства или городской суд? Или я буду вынужден предстать перед королевскими судьями? – не унимался де Бонвилль, в глазах которого читался панический страх.
Вопрос оказался скользким, и де Ревелль не решился скомпрометировать себя при таком количестве свидетелей.
– Это будет решено позже, – сухо заявил он. – Сейчас вы должны решить, сдадитесь вы мне или нет.
Гервез вертел головой, заглядывая в лица смотрящих на него людей, но натыкался на неприкрытую враждебность Гвина из Полруана и коронера, неприязнь констебля и уклончивое лицемерие шерифа.
Он попятился, выставив вперед руки, как будто опасаясь нападения. Прижавшись спиной к алтарю, он яростно затряс головой:
– Нет! Я вам не сдамся! Вы повесите на меня цепи… бросите в тюрьму… будете пытать меня, а потом повесите, что бы я ни говорил! – От страха его голос сорвался на пронзительный визг, и заметался, словно в клетке, отражаясь эхом от голых стен.
Повернувшись на своих элегантных каблуках, де Ревелль поймал коронера за рукав. Его лицо было белым как мел, но от злости или страха, Джон понять не мог.