Джон повернулся к писарю.
– Томас, смотри, не упусти ничего, записи нужно будет передать шерифу, к тому же они пригодятся во время следующего приезда судей. – Коронер поднял руку в знак того, что официальная часть закончена. – В случае если со временем появится дополнительная информация, мы соберемся на этом же месте снова в назначенный мною час. – И, оглядев убогую деревню, добавил так, чтобы его никто не слышал – Не приведи, Господь.
Поднявшись со стула, Джон распорядился, чтобы Ральф, управляющий и приходской священник похоронили убитого на церковном кладбище со всеми причитающимися почестями и поставили у изголовья могилы деревянный крест.
– Кем бы ни был убитый, он все-таки джентльмен, воин и почти наверняка принимал участие в крестовом походе, а потому заслуживает, чтобы ему отдали дань уважения.
С этими словами коронер зашагал прочь от крестьян – туда, где стояли стреноженные кони приезжих. За высокой фигурой Джона де Вулфа следовали Гвин и Томас. Не прошло и нескольких минут, как троица отправилась по тракту в обратный путь, к столице графства Эксетер, до которого было около шестнадцати миль.
Глава третья,
в которой коронер Джон ссорится с женой
К концу дня, когда свинцовое небо уже почти слилось с вечерним мраком, Джон наконец добрался до дома. По дороге из Вайдкоума путники провели около часа в таверне в Фулфорде, где еда была вкуснее, а пиво – лучше, чем те, которыми угощал их церковный староста.
У стен Эксетера они разделились. Писарь направился в свою комнатку на территории кафедрального собора, которую он получил, несмотря на изгнание из святого ордена. Гвин вернулся к жене и детям в крытый камышом домик неподалеку от Ист-Гейта, а коронер с явной неохотой медленно побрел домой в свою обитель в переулке Святого Мартина, вытянувшимся между Хай-стрит и собором.
Джон оставил коня в конюшне у ближайшего кузнеца и, проследив за тем, чтобы жеребцу дали корма и принесли воды, поплелся вдоль грязной колеи, выбитой колесами повозок, к деревянному дому, нависавшему над узеньким переулком. Дом был слишком велик для коронера, поскольку у Джона не было детей, которые делили бы с ним кров, – однако его жена и слышать не хотела о переезде в жилище размером поменьше.
– Ты рыцарь, ты к тому же коронер его величества короля в графстве, а я – сестра шерифа! – провозглашала она своим скрипучим пронзительным голосом. – Как же мы сможем смотреть в глаза знатным людям, если переберемся в какую-то жалкую крошечную хибару?
Матильде было сорок шесть лет – на шесть больше, чем Джону. Хотя в молодости она и была красивой женщиной, прожитые годы сказывались на ее внешности, несмотря на неустанные старания горничной, француженки по имени Люсиль, которая при помощи пудры и щипцов для завивки пыталась скрыть все явственнее проявляющиеся признаки старения.