В начале второго класса трудовик взял его на экскурсию к шефам, на завод имени всё того же Орджоникидзе. Экскурсия предназначалась для восьмиклассников, в рамках профориентации, но отказать Фиме педагог не мог. У ребенка прорезались фамильные Фридлендоровские черты: он знал, чего хочет, и умел этого добиваться.
Экскурсия Фиму поразила! Станки, на которых делают станки! Его место здесь! О чем он вечером и заявил родителям. Мол, в школе делать всё равно нечего, надо бросать и идти устраиваться на завод.
Когда маму отпоили валерианкой, состоялся семейный совет, на котором железный характер Фридлендера-старшего впервые нашел себе достойного противника. В итоге был папой предложен компромисс: Фима продолжает ходить в школу, продолжает заниматься самбо, возвращается в шахматы, начинает дополнительно изучать французский и вечерами, под руководством мамы, берет в руки скрипку. Взамен папа обеспечивает ему допуск на завод и хорошего наставника, а в дальнейшем не препятствует поступлению в станкостроительный институт, а не в медицинский или юридический, как того хочет, снова начавшая коситься на валерьянку мама. Известие о существовании станкостроительного института поразило Фиму настолько, что примирило даже со скрипкой. Только французский категорически заменил на немецкий, потому что лучшие станки делают в Германии, а там говорят на немецком. Что логично.
Каким образом преподаватель медВУЗа добился для ребенка пропуска на режимное предприятие – еще одна семейная тайна Фридлендеров. Но все обязательства обеими сторонами были выполнены тик-в-тик.
К десятому классу рацпредложений у Фимы было больше, чем у всех рабочих завода вместе взятых. Он уже точно знал, на какую конкретную должность на родном предприятии должен попасть. То, что на завод евреев не брали в принципе, волновало его мало. Вообще не волновало, если честно. Это было проблемой завода. До исполнения мечты оставалось долгих шесть лет…
Призы на олимпиадах всех уровней по математике, физике, немецкому и английскому языкам, золотая медаль школы, мастерские звания по шахматам и самбо, персональный концерт в филармонии, и красный диплом Станкина, полученный летом девяносто второго года.
Не то, чтобы Фима вообще не заметил перестройки. Просто не обратил на нее особого внимания, ещё в школе приспособившись читать книги по сопромату, не отвлекаясь на монотонное бормотание политинформатора.
К тому же, именно в эти годы к уже имевшимся Фиминым занятиям прибавилось новое увлечение, мгновенно развившееся от первых робких вечерних поцелуев в подъезде, до уверенных утренних на диване. В этом вопросе Фима тоже оказался совсем не промах, в связи с чем сильно выросли объемы практики по самбо. Впрочем, то, чем занимался Фима в это время, назвать самбо, даже боевым, можно было очень условно.