Ветер, как по сигналу, прошелестел по высокой траве. Джек повернулся к Алексу спиной и оперся на лопату. Я увидела, как от злости лицо Алекса пошло пятнами, услышала, как от ярости сдавило его горло, и если бы он не заговорил, то просто задохнулся бы.
— Повернись ко мне, черт тебя побери! — заорал он, положив руку Джеку на плечо.
Как будто это было уже отрепетировано, Джек медленно обернулся. Я подалась вперед, ожидая следующей реплики Алекса, но повисло молчание. Алекс побледнел, прошептал: «Снято», и я поняла, что в Джеке он увидел собственного отца.
Съемочная группа, расслабившись, перематывала пленку и становилась на исходную позицию, Алекс пожал плечами и извинился перед Джеком. Я подошла поближе и встала рядом с оператором.
Когда снова стали снимать, солнце уже село, убаюканное небом перед наступлением ночи. Зрелище было потрясающим: на лице Алекса явно читалась обида, а в меркнущем свете силуэт Джека походил скорее на воспоминание, чем на человека из плоти и крови.
— Ты указываешь мне, как жить! — выкрикнул Алекс.
Неожиданно его голос словно треснул, и он стал удивительно похож на подростка, которого отец отругал в одном из ретроспективных, уже снятых эпизодов. Во время репетиции герой Алекса всю сцену кричал в надежде спровоцировать отца, но сейчас его голос опустился до шепота.
— Много лет я думал, что чем больше буду стараться, тем лучше всем станет. Постоянно уверял себя, что однажды ты обратишь на это внимание. — Голос Алекса сорвался. — И старался я не для себя. Я старался для тебя. А ты и не замечал, да, па? Чего ты от меня хочешь? — Алекс сглотнул. — Кем, черт побери, ты себя возомнил?
Алекс протянул руку и схватил Джека за плечо — очередная импровизация. Я затаила дыхание, видя слезы Алекса и впившиеся в плечо Джека пальцы. Невозможно было с уверенностью сказать, намерен ли Алекс толкнуть Джека на землю или же, наоборот, цепляется за него, чтобы не упасть.
Джек, которого поведение Алекса удивило не меньше, просто смотрел ему в лицо — на секунду показалось, что он готов дать отпор. Но потом он сбросил руку Алекса с плеча.
— Никем, — произнес он свою реплику, отвернулся и пошел прочь от камер.
Я отошла в сторону, когда операторский кран, на котором находилась камера, внезапно поехал влево, чтобы поймать профиль Алекса. Он смотрел на кукурузное поле и, я знала, видел рукав грязной реки, раколовку на крыльце дрянного ресторанчика, резко очерченное лицо отца, которое было обрюзгшей копией его собственного лица, — образ, от которого он так открещивался, но с которым, по иронии судьбы, сросся.