Вам двадцать лет. Вы много пережили? Значит, Вы необычайно много получили в дар от Вселенной — если, например, сравнивать с памятью, знаниями и опытом, накопленными некогда мною к моим двадцати годам. Скажите, а как Вы вознаградили за это Вселенную?
Ожидаю письма, и желаю Вам провести Ваш день рождения, как и иные дни, наполовину в спокойном раздумии, а наполовину в работе.
Марек.
Девушка стоит у окна и читает письма. Картина Вермеера. Голландия, семнадцатый век.
— Откуда у нас провизия? — хмыкнула кондукторша. — Мы люди бедные. Скатерть имеется, самобранка.
Она с трудом выудила из глубин сумки сложенную раз в шестнадцать клеенку неопределенно-грязного цвета и расстелила на камне. Та немедленно принялась за свое.
— Опять морда твоя собачья на горизонте маячит, — загундосила скатерть лязгающим контральто. — С утра не очухалась, видать, опохмелки хочешь, кобыла некрытая, рожа немытая, ноги кривые, а все туда же. Пасть не разевай, перегаром разит, глаза б мои тебя не видели!
— Нету у тебя глаз, — хладнокровно изрекла кондукторша. Она знала, как остановить самобранку. — Приготовь-ка нам лучше завтрак на три лица.
— Да разве ж это лица, — пробурчала скатерть. — Ладно. Кому яйцо, кому кашу?
Маруся с голодной тоской посмотрела на От.
— А я думала, она все на свете готовит…
…Нора призадумалась. Ей не нравилось «лязгающее контральто», нo именно так она представляла себе бранящуюся скатерть. Она писала «это» уже два дня, и оно могло вылиться в роман, рассказ или мусоропровод с одинаковой вероятностью. В мусоропровод было очень жалко. В «этом» описывались волшебные приключения кондукторши по имени От и ее спутниц — сватьи бабы Бабарихи и программистки Маруси. У вдовой кондукторши От был, конечно же, сын, Имярек Неизвестноктоевич, но он был эпизодическим персонажем, а основные события были припасены для чисто женской компании.
Пришла Гюльчатай, улеглась на рукопись и заурчала, повернув к Норе великолепную мраморную морду с огромными золотыми глазами: раз уж ты туда смотришь, мол, гляди лучше на что-нибудь важное — на меня, красивую. Гюльчатай была единственным имуществом, по-настоящему доставшимся ей от Гены. Что ей кубки, что ей фотографии с вратарем сборной?
Она утерла лоб и глаза, отвернулась от рукописи и перечитала письмо из Москвы. Поглядела на конверт с изображением золотого стула и надписью «АО ВИСЛА», вытащила из-под хвоста Гюльчатай чистый лист и застрочила:
3 марта 94.
Эх, Марек! Я думала, Вы — Наставник, а Вы оказались банальным Павкой Корчагиным! Будто я не знаю, что жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно. Вы не думали, что я как-то работаю над собой в свободное от Вас время? Вы вообще о чем-нибудь думали?