– Я видела твои титанические усилия, – кивнула головой старая леди, – поверь мне, со стороны это выглядело очень забавно.
– Однажды мне пришло в голову обернуться, – продолжал Володя, – и я так испугался, увидев отражение в зеркале и решив, что моя хитрость раскрыта. С перепугу я не мог понять, кто рассекретил мои коварные планы. Но когда наконец до меня дошло, что это мое собственное отражение, я, к своему великому удивлению, обнаружил, что с этой точки мне видно все, каждый уголок моей маленькой комнаты.
– И тогда тайна моего рентгеновского видения была рассекречена, – довольно улыбнулась Ева Юрьевна.
– Точно, – подтвердил Володя, дуя на ложку с супом и откусывая большой кусок мягкого хлеба. – Ба, ты гений! – проговорил он с набитым ртом, покачивая головой из стороны в сторону и прикрывая глаза от удовольствия.
– Кушай на здоровье, я рада, что тебе понравилось, – улыбнулась она.
Облокотившись на подоконник, Ева Юрьевна вдыхала запах табака и внимательно смотрела на внука. Обросший, нечесаный, весь сжавшийся в комок, плечи приподняты, будто готов спрятаться и убежать в любую минуту. И это ее внук!
– Судя по тому, с какой частотой и силой долбишь ложкой по тарелке, ты не ел суток двое, никак не меньше, – изрекла она, с жалостью глядя на мальчика. – На какой помойке ты жил последние несколько дней, Вовчик?
Не поднимая головы от тарелки, Володя сделал еще несколько глотков и отложил ложку в сторону. По тому, как он сжал в пальцах остатки хлеба, Ева Юрьевна поняла, что дело, которое заставило прийти внука именно к ней, крайне серьезно.
– Вовчик, глядя на тебя, можно предположить, что Вторая мировая – детская шалость по сравнению с той новостью, которой ты решил поделиться с бабушкой. – Внешне Ева Юрьевна вела себя как всегда, но внутренне она напряглась, не зная, что предположить. В таком состоянии внука она видела дважды в жизни: когда его хотели исключить из школы за страшную драку, в которой он был заводилой, и когда умерла его другая бабушка, мать Светланы.
– Ба, я попал в такую историю, что выбраться сам не смогу, а, кроме тебя, мне поделиться не с кем, – с трудом проговорил он.
Ева Юрьевна напряглась, вглядываясь в вихрастую макушку внука и хмуря брови. По-видимому, положение Володи было и впрямь серьезным, поэтому, против своего обыкновения она молчала, избегая каких-либо комментариев.
– Бабуль, я даже не знаю, как тебе сказать, у меня язык не поворачивается, – нервно проговорил он. Он закрыл лицо руками и остался сидеть неподвижно, тяжело дыша и с трудом сдерживаясь.