В тот рейс Петр Леонидович был в годах уже немалых, но даже намека на увядание нельзя было подметить ни в его фигуре, ни в его движениях и тем более в его мыслях. Он всем внушал бодрость, так же как много лет назад внушал ее коллегам и даже самому своему учителю Резерфорду в Кавендишской лаборатории в Англии, в стране, на встречу с которой он снова стремился.
По утрам вставал раньше всех пассажиров «Михаила Лермонтова» и бодро расхаживал по палубам. Стучал в окно моей каюты: «Леня! Просыпайтесь! Солнце встало. Пора в путь!» Пешеходные, в хорошем темпе прогулки были его страстью. На Николиной горе он разработал четко вымеренный трехкилометровый маршрут — вдоль излучины Москвы-реки. Я не раз ходил с ним по «его» тропе. Петр Леонидович неизменно повторял: «Когда человек идет, ему лучше думается. Вполне объяснимо биологически…» И подробно объяснял, почему именно.
Это было главным требованием ученого к любой обстановке — иметь возможность думать. Во время таких прогулок как много неожиданного, необычного узнавал я от Петра Леонидовича. Он был превосходным рассказчиком, его мысль касалась не только научных проблем, но самых житейских, была всегда оригинальна, неожиданна. Однажды во время прогулки я что-то сказал о том, как чист и свеж сегодня воздух здесь, в полях, вдали от людской скученности. А он в ответ заметил: «Знаете ли вы, что в глотке воздуха, который мы с вами только что вобрали в себя, есть атомы, присутствующие в последнем выдохе, ну, например, Ньютона?» И посмеявшись над моим удивлением, добавил: «У нас у всех один довольно тесный дом — наша маленькая планета».
Когда «Михаил Лермонтов» пришел в Лондон, на причале Капиц встречали несколько почтенных седовласых джентльменов. Меня представили им, а потом, улучив момент, Анна Алексеевна тихонько пояснила: «Это люди с мировыми именами». В лицо я не знал никого, но в их сухоньких головах, сединах, сдержанных жестах и сдержанных улыбках, в скромной неброской одежде было что-то трогательно старомодное и в то же время значительное. Они сели в старомодные автомобили и укатили вместе с супругами Капицами в свою Англию, а я, глядя вслед, подумал, что, наверное, именно вот таким старцам и дано нести зерно высшей мудрости человечества, очищенной от шелухи житейского вздора и пустяков.
Но мудрость к ним пришла, когда они еще были молоды. Мудрость не накапливается с годами, как соль в суставах, она дар природы, так же как и талант.
В доме Петра Леонидовича в гостиной я видел картину, на которой были изображены два молодых человека, рассматривающих рентгеновскую лампу. Картина написана много лет назад, но без труда узнаешь в ее персонажах Петра Леонидовича Капицу и Николая Николаевича Семенова, двух академиков. Петр Леонидович рассказал мне историю создания полотна. Случилось это в двадцатом году. Шагали по Петрограду два университетских выпускника. Где-то заработали превосходный для того времени харч — полмешка гороха и петуха. Проходили мимо старого дома в Петрограде: «Здесь живет Кустодиев». Другой предложил: «Зайдем?» Сказали Кустодиеву: «Нарисуйте нас!» Художник удивился: «Почему именно вас? Вы еще никому не известны». Они ответили: «Станем известными!» Художник рассмеялся, усадил самоуверенных молодых людей и принялся за работу. Она завершилась созданием одного из лучших его полотен. В благодарность натурщики оставили художнику полмешка гороха и петуха. Мог ли тогда предполагать Кустодиев, что ему позируют два будущих Нобелевских лауреата?