— Политический авантюризм в мире дошел до крайностей, — говорил Капица. — Конечно, никто не хочет умирать, даже тот, кто ядерной бомбой размахивает. Давно бы с удовольствием бросил эту бомбу в нас, да страшно, за свою голову опасается. Но ведь он авантюрист, действовать «на грани» ему присуще, каждый преступник, идя на дело, убежден, что не попадется. Преступники все-таки попадаются. И вот, кто размахивает бомбой, может ненароком и оступиться.
Петр Леонидович явно устал от долгого монолога и, завершая его, сказал:
— Словом, невеселые ныне времена, — помолчал, поднял на меня свои светлые, непоблекшие с годами глаза, которые вдруг вспыхнули улыбкой, и добавил: — И все-таки я верю в людей. Человечество не станет самоубийцей. Природа нас наградила самым высшим своим достижением — разумом. Что бы там ни было — разум есть разум, и давайте положимся на него.
Андрей Петрович Капица попросил нас, своих друзей, помочь ему перевезти родителей с дачи, в которой начинался ремонт, в расположенный недалеко от Николиной горы санаторий. За рулем сидел Андрей, Петр Леонидович устроился рядом с сыном. Когда машина тронулась, Петр Леонидович обернулся к нам:
— Ну, какие новости в мире, молодые люди?
Один из нас с шуткой ответил:
— В наше время, как говорится, лучшая новость — это отсутствие новостей.
Академик долго молчал, глядя на дорогу. Над дорогой сплетали ветви старые сосны, за ними желтел пожухлый луг, в конце его под обрывом проблескивала голубым река, в которой отражались пушистые редкие облака, медленно плывущие над присмиревшими осенними полями. Вдруг, уже не оборачиваясь к нам, как бы продолжая начатый разговор, Петр Леонидович произнес:
— И все-таки этот мир всегда для нас нов.
В санатории мы внесли вещи супругов Капиц в светлый просторный номер на втором этаже. Вслед за нами своей быстрой, стремительной походкой вошел в гостиную Петр Леонидович, мимолетно, без интереса оглядел комнату и тут же подошел к стоящему у окна письменному столу. Провел рукой по гладкой полированной поверхности, как бы прикидывая: удобен ли для работы. Поднял взгляд к окну. За окном стояли старые сосны, и их стволы бронзовели в лучах утреннего солнца.
После того скорбного дня, когда мы проводили ученого в последний путь, я написал о нем статью в «Литературную газету». Она называлась «Верю в людей!».
Пришло немало откликов. Но один из Ленинграда меня особенно обрадовал. Он был от того самого таможенника, который провожал «Михаила Лермонтова» в день открытия линии на Нью-Йорк. Таможенник был уже на пенсии. Он писал: «Не забуду слова пограничника-майора, который тогда отчитывал нас со старшиной. Он сказал: «С такими людьми, как академик Капица, большая честь даже стоять рядом! Именами таких людей называют корабли». И в заключение письма таможенник спрашивал: назовут ли?