Мы поборемся, мы еще не сломлены, говорили эти глаза, они улыбались мне, они убеждали: не верь больничной подушке, это недоразумение, это временно, по губы были жестко сомкнуты недугом.
Назо увела меня в другую комнату. Мне кажется, она не так уж изменилась внешне с того далекого дня, когда я впервые увидел ее в Мурманском порту возле только что пришвартовавшегося «Байкала», — грузинки умеют отважно сопротивляться разрушительному бегу времени. Как и тогда, в лице Назо все то же знакомое мне выражение, которое неизменно присутствует у жен моряков, — в нем мудрое и печальное терпение: все равно ничего не изменишь, коль ты замужем за человеком, уходящим в море на долгие месяцы!
Она мне сказала:
— Это последствия ранения и плена, — вздохнула и добавила обреченно — И теперешней его работы. Он хочет навести здесь такую же дисциплину, к которой привык в Арктике.
Помолчала, потеребив край темного горского грузинского платка, который был накинут на ее плечи и как бы подчеркивал печаль, поселившуюся в этом доме.
— Вы же знаете его… Он непреклонен. А многим это не нравится. И здесь, и в Москве. Надо его отправлять на лечение в Москву, написали туда…
В низинке между двумя хребтами на африканском берегу я разглядел небольшой светлостенный городок — он уступами забирался по склонам двух невысоких гор почти до самых их вершин. «Витязь» подходил к Сеуте — главному и единственному городу крошечной колонии на африканском берегу Гибралтара — Испанскому Марокко.
Судно поставили у дальнего причала, спустили трап, два ленивых пограничника в форме испанской королевской полиции, не торопясь, проштамповали наши паспорта, и мы шагнули на берег Африки. Городок был пестрым, крикливым, бестолковым, целиком состоящим из бесчисленных лавочек, лавчонок и магазинчиков, набитых бесчисленным количеством вещей самых разных и чаще всего бесполезных. Живет Сеута за счет бункеровки заходящих сюда торговых судов и на торговле бросовым ширпотребом, рассчитанным на моряков, у которых в попутных портах времени в обрез.
Через час хождения по горбатым улочкам городка устаешь от пестроты витрин с барахлом, от криков зазывал: «Купи Купи!», от приставаний чернявых мальчишек с сапожными щетками в руках: «Сеньор, у вас грязные ботинки!»
Если взглянуть на восток, то в жарком мареве солнечного дня прорисовывается синеватый горб хребта Сьерра-Бульонис. Именно этот горб и именуется одним из Геркулесовых столбов, а второй — на том берегу пролива — он еле-еле угадывается, будто легкий карандашный штришок на бумаге, — это Гибралтарская скала. Мы у старинных ворот в океан. Завтра через эти ворота выйдем в Атлантику к новым берегам и странам.