Шостакович был поставлен по значению на первое место, а приход флагмана нашего пассажирского флота на второе, после запятой — так вроде бы, между прочим. У американцев свои критерии. Лайнеров в Нью-Йорк прибывает много, в том числе таких, как наш, а Шостакович на свете один.
Вечером я заехал в порт на «Лермонтов», чтобы проститься с Огановым и со всеми, с кем подружился в рейсе. Оганов только что провел пресс-конференцию для нью-йоркских журналистов.
— Жаль, что опоздали! — он был в добром расположении духа. — О чем только меня не спрашивали! Интересовались, кто такой Михаил Лермонтов — советский партийный вождь или министр. А один полюбопытствовал: верно ли, что лайнер прибыл в Нью-Йорк специально для того, чтобы доставить сюда композитора Шостаковича. И знаете, что я ему ответил?
Оганов со смехом откинулся в кресле.
— Я ответил: вы правы! Напишите, что нам выпала большая честь его доставить, а вам большая честь его принять.
Барбара пригласила меня в гости. Жила она в маленьком городке километрах в тридцати от Нью-Йорка в штате Нью-Джерси. Эндрю, ее муж, сам приехал за мной на машине. Он сообщил, что ради меня Барбара на обед позвала своего дядю, моряка, бывшего капитана. Он знает русских и даже немного говорит по-русски.
Домик у Куперов был небольшим, но приветливым. В маленькой гостиной на стене прикреплены открытки и цветные фотографии — свидетели поездок Куперов. Они большие любители путешествовать. На видном месте оказалась цветная фотография «Михаила Лермонтова» с чьей-то подписью в уголке.
— Это расписался сам капитан, — с гордостью сообщил Эндрю. — Очень любезный человек ваш капитан.
Дядя Барбары к обеду опоздал — на дороге образовалась автомобильная пробка из-за аварии. Это был морщинистый, худощавый, подвижный человек, полный оптимизма, об оптимизме свидетельствовала даже его лысина, которая бодро поблескивала в падавшем из окна луче солнца. Здороваясь со мной, он улыбнулся всеми своими морщинами и бодро заявил:
— До свидания!
Оказалось, что мистер Герберт Хьюз знает по-русски еще «на здоровье», «до дна», «полундра» и «Катюша». Этим его знания нашего языка исчерпывались.
За обедом мистер Хьюз был разговорчив, много курил и почти ничего не ел. Его обуревали воспоминания. Да, он знает русских, бывал в России, правда, всего один раз. Ходил в порт Полярный на транспорте «Лонг Айленд» в морском конвое.
— Это было настоящее дело, доложу я вам! — вскрикивал Хьюз. — Шторм, туман, холодища адовая. Германские самолеты липнут к конвою, как осы. Мы едва успеваем отплевываться зенитками.