Цитадель была самой высокой, центральной и наиболее защищенной частью города, его древнейшей и благороднейшей колыбелью. Здесь возвышались дворцы аристократов, украшенные роскошными колоннами и окруженные вычурными садами. Между лимонными и апельсиновыми деревьями, обрамлявшими булыжные мостовые, били фонтаны.
Ранкстрайл был довольно рослым и сильным для своего возраста ребенком, как, впрочем, и большинство детей из Пограничной полосы. Он самостоятельно ходил за водой, рубил дрова и помогал матери носить корзины с бельем. Сколько Ранкстрайл себя помнил, его мать всегда работала прачкой. Неожиданно у нее стал увеличиваться живот, и это, как понял Ранкстрайл из разговоров соседок, значило, что в животе у нее был ребенок, еще слишком маленький, чтобы находиться на воздухе, как он. Мама не могла больше делать все сама, как раньше. Вода стала для нее слишком холодной, корыто — слишком низким, а тяжесть корзины с бельем — невыносимой. Ранкстрайл, который прежде увязывался за матерью просто ради удовольствия быть с ней рядом, с неимоверной гордостью начал помогать ей в работе. И лишь поэтому она смогла продолжать работать прачкой, что гарантировало всей семье каждодневный ужин, а иногда и завтрак, так как, хоть отец Ранкстрайла и был хорошим плотником, не все его клиенты были так же хороши в оплате.
Ранкстрайл не знал, сколько ему лет, — бедняки не придавали этому большого значения, — может, пять, а может, и шесть. Кроме редкого плача в самом младенческом возрасте, он почти не издавал никаких звуков. Он не говорил, редко смеялся и еще реже плакал.
Обычно в доме сира Эрктора их встречала угрюмая экономка, которая чуть ли не просматривала белье на свет в попытке найти невидимые пятна, назвать прачку неряхой и, соответственно, заплатить поменьше. Но в тот день, к их удивлению, в большом зале, уставленном бельевыми шкафами, они встретили саму даму Лючиллу, высокую и прекрасную, хозяйку дома, собственной персоной. Она сказала, что белье выстирано в совершенстве и что маме полагается двенадцать монет, то есть, как со стонами заметила экономка, в два раза больше, чем они договаривались. Дама была выше мамы Ранкстрайла, у нее тоже был большой живот, и на лице сияла улыбка. Ее светлые волосы, заплетенные в косы, окружали голову, словно корона, и блестели в первых лучах утреннего солнца. Лоскутное платье прачки своими темно-коричневыми, светло-коричневыми, черными и серыми квадратами напоминало осенние поля на холме Варила, тоже квадратные и различных оттенков в зависимости от вспашки. Платье дамы все сияло одинаковой белизной, усыпанное сверху маленькими горошинами, белыми и круглыми, блестевшими так, как изредка блестел холм и весь мир, покрытый снегом. И на голове, удерживая косы, виднелись те же самые шарики, излучавшие белый свет.