Эльза больше ничего не слышала. Ни музыки, ни песен, которые Бочелли пел на бис, ни ликования публики. Она была околдована запахом этого мужчины и смотрела ему в затылок словно завороженная. Ей казалось, что она видит, как бьется жилка у него на шее, и даже попыталась сосчитать его пульс. Она уставилась на его черные блестящие волосы и ни о чем не думала.
Она не заметила, как закончился концерт. Аплодисменты звучали в ее ушах, словно шум прибоя, который слышен, но осознанно не воспринимается. Когда человеческая масса бесконечно медленно пришла в движение, вокруг стало свободнее, и она не задумываясь пошла за мужчиной. Прошло долгих полчаса, пока толпа рассосалась настолько, что они смогли покинуть площадь.
Перед часовым магазином на улице Виа Римальдине он вдруг остановился.
– В чем дело? – неожиданно спросил он, и Эльза вздрогнула. – Почему ты идешь за мной?
Его голос звучал не рассерженно, но холодно.
Она ничего не сказала. Она не могла ничего сказать. Она просто смотрела на него и думала, что еще никогда не встречала такого красивого человека.
– На концерте ты стояла позади меня и уже полчаса идешь следом. В толпе ты постоянно была рядом со мной… Наверное, этому есть какая-то причина?
– Ты так хорошо пахнешь, – сказала она шепотом и покраснела.
– Идем, – сказал он и насмешливо улыбнулся. – Пойдем, выпьем по бокалу вина.
Они прошли на две улицы дальше. На улице Виа Саллюстио Бандини они попытались найти место в баре и в двух маленьких остериях, однако в этот вечер невозможно было отыскать ни одного свободного столика. После этого он купил в каком-то баре вино, два бумажных стаканчика и попросил открыть бутылку.
Они уселись на лестнице перед Палаццо Толомеи и начали медленно пить вино.
– А чем я пахну? – спросил он.
– Кафедральным собором и ладаном, криптой и холодным камнем, цветущим олеандром, ванилью и теплой землей.
Такого ему еще никто не говорил, и на мгновение он даже потерял дар речи. Он внимательно посмотрел на эту странную девушку. У нее была необычайно светлая кожа, бледное лицо, слишком нежное и прозрачное для итальянки. А волосы ее были темными и абсолютно гладкими. Ему нравились гладкие волосы, падающие, словно вода, на плечи. На вид ей было лет семнадцать, возможно, восемнадцать. Он не думал, что она может быть старше. У нее были карие глаза, придававшие беззащитному лицу необычайно глубокое выражение.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Элизабетта. Элизабетта Симонетти.
Она сама испугалась, когда произнесла это имя, потому что оно вырвалось спонтанно, но прозвучало наконец правильно.