Несчастный Эди, который жил в искаженном мире, целыми днями тискал своих кроликов, иногда до смерти, и очень любил отрывать головки у цветов.
Ребенок любви. Можно со смеху умереть! Эди, солнечный лучик, который нахлебался мутной жижи из пруда, вдохнул утиный помет и стал идиотом. Мать всегда любила Эди, любила больше, чем ее, но недостаточно хорошо заботилась о своем любимце, «сердечке», как она его называла. Ее мать была виновата. Виновата в том, что Эди стал инвалидом. Виновата в том, что сделала Романо несчастным.
И она отняла у нее Антонио. Влезла между ними и отбила у нее любимого. Из зловредности, жадности и похоти.
Ее мать была потаскухой. Грязной шлюхой. Без представления о приличии, без морали и совести. И самое плохое: она умолчала о ее отце. Ни одной истории, ни одного смешного случая из жизни, ни одной фотографии… Ничто не напоминало о нем. Амадеусу пришлось умереть. А теперь еще и ее нерожденному ребенку. Сара была виновата. Во всем.
Сара была причиной несчастий этой семьи, значит, должна была заплатить за это. У Эльзы не осталось ни искорки любви, ни даже сочувствия к матери.
Она вдруг почувствовала противный горький привкус на языке. Она встала, взяла бутылку с водой и начала пить медленно, глоток за глотком.
Когда она допила, то уже знала, что будет делать.
Ярость и ненависть наполнили ее силой.
Через десять дней Эльза поехала в Монтефиеру. Она не была там с Рождества.
Сразу же после смерти Фрэнки приехал его брат из Новой Зеландии, забрал тело в Германию и похоронил в Берлине. Кроме него за гробом шли только Тим и Гунда, которая позаботилась о том, чтобы в часовне звучал «Маленький похоронный марш в до мажоре». Гроб опустили в землю, и Фрэнки, он же Амадеус, исчез из этого мира…
Первым делом Эльза вбежала в кухню и обняла Романо и Терезу, которые готовили ужин для траттории. Было приятно видеть, как обрадовался Романо ее неожиданному появлению.
– Как дела у Энцо? – спросила она.
– Хорошо. Собственно, очень хорошо. За исключением ревматизма, разумеется.
– Я рада. А он здесь?
– Нет. – Тереза криво улыбнулась. – Сидит в Амбре на пьяцце и треплется с такими же старыми болтунами, как он сам. А что нового в Сиене?
– Да ничего. Мне просто захотелось взглянуть на Эди.
– Он на улице, в своем укрытии.
Когда Эльза выходила, то чуть не налетела на мать, которая как раз собиралась войти в дом. Сара вспыхнула от радости.
– Эльза!
Она раскрыла – правда, несколько робко – объятия в надежде, что сможет обнять дочь, но Эльза хладнокровно прошла мимо.
Сара, опустив руки, некоторое время смотрела ей вслед, а потом молча пошла в дом.