"Танцевать, - отвечает она. - Танцевать мы можем всегда".
Нашла работу, букинистический магазин, скользящий график, в те часы, когда никому неохота, каждый час - кошмар, каждая минута - пытка, мука невыносимая, все время просто стоять, а на полках - учебники медицинские, романчики гнусные дамские, и "жизнь замечательных людей", и "как стать неважно чем", а однажды возникшая "Я и Баланчин" незамедлительно переезжает в ее сумку, и правильно, и нечего, книжка так и так - ее, ее личная, а это - совсем еще новенькая, и фотографии резче, и страницы никто не захватывал, не сгибал, не трепал, - и она стоит у прилавка, прижимает деньги, день за днем. Знала, что это плохо, знала - так нельзя, но иногда завышала цены, так, самую малость, доллар, не больше, то здесь, то там, и денежки - в сумку, а какая разница, а что делать, Боже мой! Плата - всего ничего, а времени отнимает - массу, ворует ее время, дорогое время, то, без чего не прожить, то, что нужно, - никто ее не возьмет, ни одна студия, ни одна труппа, пока не наберется опыта, не наберется профессионализма, чтобы других учить, а так много уже упущено, так много времени потеряно, надо работать, момент ловить, надо работать - и ох, как же мало часов в сутках, она ж уже в шесть утра просыпается, чтоб еще до работы танцевать, а потом - целый день за прилавком, а потом - потом в клубы, на всю ночь, там другие танцы, выматывают, но силу дают, и она точно обновляется, и готова опять танцевать, а что, что же ей еще делать?
Иногда - ей это не нравится, но сколько же к мире такого, что ей не нравится - она позволяет своим ребятишкам что-то ей покупать, мелочь, завтрак, пакетик орешков, кофе горячий на вынос, дома можно выпить, холодный кофе в холодной комнате, выпить по пути на работу, и - черт, как же они узнали, что она там подворовывает, непонятно, откуда узнали, неважно, уволили и все, и за последнюю неделю не заплатили, удержали, вроде, в счет краденых книжек, как же она в ту ночь танцевала, танцевала как подыхала, а руки трясутся, голова кругом, шея вот-вот сломается, ну, пусть наконец сломается, пусть все треснет, пусть отлетит голова, чтоб все вокруг сделалось красным и серым, чтобы потом - с маху о стену, чтоб уже навсегда - тишина. НЕТ У ТЕБЯ ПРИНЦА, и Адель молчит, и напрасно спрашивать. А ты бы что сделал? Скажи мне, ну ответь, мне это нужно, мне так надо знать, что мне теперь делать? Молчит. А она дрожит у стойки бара, бара, в котором даже стакана одного не может позволить себе заказать, а рядом - нет, уже точно не принц, не принц - непонятно кто, взрослый мужик, черные джинсы, а к ним - пиджак, дорогой, и он говорит - какая вы потрясающая танцовщица, действительно сексуальная, может, вы заинтересуетесь?