Ещё дальше позади Лопес кричал и махал мне рукой. Они с лейтенантом поменяли позицию и теперь находились метрах в пятнадцати или двадцати позади меня. Быстрый спринт и нырок головой вперёд – и я оказался нос к носу с Лопесом и Андерсоном, так что мы могли переговариваться, словно кинозвёзды. К счастью, осколок пули в моей ноге больше не причинял боли, даже когда я бежал. Либо так, либо я был слишком занят, чтобы обращать внимание. Лейтенант Андерсон раздавал приказы, которые Лопес транслировал по рации. В промежутках между приказами Андерсон стрелял из своей М-16. Лопес попросил меня дать ему дымовую шашку. Пока мы переговаривались, лейтенант приподнял свою каску, чтобы вытереть бровь. БАБАХ! Пуля щёлкнула у меня над ухом и попала ему в голову. Красная жижа брызнула на нас с Лопесом, на лица и на руки. Лежащий лейтенант не издавал ни звука. Он упал вперёд, лицом на руки и лежал неподвижно.
— Медик, медик! Лейтенанта ранило! – закричал Лопес, прежде чем накрыть рану пухлым марлевым тампоном из набора первой помощи, которые мы все носили с собой. От волнения Лопес нарушил процедуру и использовал свой собственный бинт вместо бинта лейтенант, хотя нас учили так не делать. Всегда полагалось использовать бинт раненого для него самого, чтобы у всех оставались бинты. Затем, когда лейтенанта унесли, Лопес уже не смог бы воспользоваться бинтом лейтенанта, чтобы остановить кровь, если бы его самого подстрелили.
Лопес продолжал звать медика, потому что «лейтенанта ранило». Мне показалось, что он и вправду считал, что лейтенант был более ценным, чем я или любой из нас, так что любой медик поблизости должен был бросить того, над кем он работал и спешить на помощь лейтенанту. Меня это задевало. Я положил свою жёлтую дымовую шашку перед Лопесом и, словно ящерица, отполз на животе на несколько футов прочь, затем поднялся и отошёл, пригнувшись.
Вот это удача! По пути обратно на позицию и наткнулся на пулемёт, просто лежащий на земле без видимого владельца. Просто отлично. Теперь он стал моим. На самом деле, это было даже лучше, чем отлично, потому что стопатронная лента была продета в казённик, и на оружии не было видно крови.
Справа от меня, пока я двигался к линии, оказался Кордова. Он стоял, нагнувшись к какому-то солдату, с которым я не был знаком. В одной Кордова держал пистолет, в другой винтовку. Он жестикулировал вытянутыми руками, стараясь передать свою мысль второму джи-ай. Парень, к которому он обращался, выглядел так, как будто был не в себе. Он сидел, поджав под себя ноги. Его ягодицы лежали на пятках. Слёзы струились по его лицу, а из носа текли сопли. Вытирая сопли и слёзы, он размазывал по лицу грязь. Он совершенно расклеился и ревел, как ребёнок. Я не видел ни крови, ни явного ранения, ничего, что объяснило бы происходящее с ним. Возможно, он просто дошёл до предела и с ним случился нервный срыв. Не было времени изучать развитие событий, так что я выбросил эту сцену из списка вопросов и продолжил свой обратный путь, туда, откуда я вёл огонь перед тем, как меня подозвал Лопес.