Второй участник ночных событий тоже на месте не сидел и инспектора Нонора не дожидался.
Ошку Нонор застал на берегу. С помощью двух оборванных мальчишек тот выбирал из глины просыпанные ворами медяки. Храмовый сторож, похоже, совсем не опасался, что половина найденных монет осядет в драных рукавах его не по возрасту ловких помощников. Некоторое время инспектор созерцал с прибрежной кочки их совместные труды, потом приблизился и уловил одного из ребятишек за грязное ухо.
— А что, Ошка совсем ничего не слышит? — спросил он свежепойманного свидетеля.
— Пустите! — пискнул тот. — Чего ухо крутите! Не ваше!
— И по губам не читает? — продолжал интересоваться Нонор.
— Да пустите же!
— А как вы понимаете, чего он хочет?
— Куда пальцем покажет, туда за ним и идем!..
Тут Ошка поднял голову и глянул на инспектора так, что тот сразу выпустил мальчишку, мигом канувшего под берег ковырять деньги из грязи.
Нонор отступил. Ему стало неловко. Он понял, что здесь он со своими замашками не ко двору. Он очень мало встречал в своей жизни людей, которые умели бы так смотреть — еще бы чуть-чуть, и высокорожденный кир Нонор, лучший сыщик Первой префектуры запросил бы у маленького оборванца прощения. Но в последний миг Ошка отвернулся, и, как ни в чем ни бывало, троица продолжила свое занятие.
Нонор попятился и поспешил прочь. На острове ему больше делать было нечего. Думал он вот о чем: одна десятиларовая монета — маловато для посетителей из Царского Города. Там деньги считают не ларами. Их считают там тысячами лар…
Инспектора ждал перевозчик, который доставил его обратно на Веселый Бережок. Поднявшись с пристани на набережную, Нонор заметил идущую вдоль воды парочку: эргра Датара и… Он подумал вначале, что ошибается, и даже вернулся на несколько шагов и перегнулся через парапет. Нет, ошибки не случилось. Рядом с Датаром шел и о чем-то оживленно беседовал с ним дубинушка Мем.
* * *
Обойдя монастырский храм кругом и пробравшись вдоль стены за зарослями вечнозеленого метелочника, Мем снова вышел на ту аллейку, которая вела от ворот к ступеням главного входа. Перед ним было два пути: либо, удовольствовавшись узнанным, вернуться в Каменные Пристани, либо сделать еще одну попытку исповедовать грех подозрительности.
Мем больше склонялся к первому выбору. Он и так проболтался в городе лишнего, его отсутствие могли заметить. К тому же, подозрительность оказалась не пустой и не случайной — следует ли каяться в справедливых подозрениях? Если да, то как называется такой грех? Мем не знал.
Он уже решил, что сейчас ему лучше отправиться назад в лицей, а в монастырь он вернется завтра. Но тут на скамеечке, за обрезанными на зиму кустами кружевницы, он разглядел одинокую фигуру в надвинутом на лицо капюшоне. Мем застыл. Не такого он был роста, чтобы прогуливаться по монастырю совсем незамеченным. Датар мог видеть, как Мем продирался сквозь садовые насаждения со стороны, с которой не приходят обычные посетители. А мог и не видеть. Мему не хотелось бы, чтоб у молодого монаха сложилось мнение, будто Мем за ним следит. С другой стороны, Мему очень не понравился разговор в ризнице. Похоже было, что Датара силой толкают на бесчестный поступок. А вдруг это имеет отношение к Мерою и тыкве?