Воля старшего у таджиков в самом деле закон, к тому же выхода у нас иного не было. Не гнать же этого Олима назад по этапу.
Олим сиял. Он сразу начал распоряжаться и покрикивать на ребят. Казалось, в отряде появилось сто Олимов. Они грузили тюки на верблюдов, перекладывали рюкзаки, поили кого-то водой из бурдюка, размахивали руками.
Но вот такелажные работы закончены. Рыжие великаны навьючены. Все лежит на своих местах. Все готово в путь. Олим сдвинул набекрень тюбетейку и подошел к головному верблюду. Уздечка вожака была разукрашена круглыми медными бляшками, красными и синими пуговицами и фарфоровыми роликами для электрических проводов.
— Садись, Муслима! — сказал Олим и отвесил шикарный поклон, точно такой, как в цветном фильме «Три мушкетера».
Алибекниязходжа-заде потерял реальную почву под ногами, полез на любимца публики с кулаками, крича:
— А ты кто такой? Ка-ак дам тебе по затылку!
Олим боя не принял. Он наклонился к Алибекниязходжа-заде и сказал ему что-то очень краткое, простое и доступное. Видимо, разъяснил, что к женщинам надо относиться уважительно. Это раньше женщина тряслась в седле сзади мужчины или шла пешком и держалась за хвост лошади, чтобы не упасть от усталости. Даже могилу таджичке копали на аршин глубже мужской. Чтобы и под землей она была в стороне от всех. Алибекниязходжа-заде стоял в стороне и молча наблюдал за восхождением Муслимы на головного верблюда. В глазах Подсолнуха было смиренье, покорность событиям и грубой физической силе.
На второго верблюда Олим решил посадить Игната. Но Игнат отказался от помощи Олима. За время, сколько Олим был с нами, Игнат ни разу не взглянул на него. Это настораживало и пугало меня, потому что дружба в пути важнее хлеба и важнее воды. Чего они все-таки не поделили между собой, эти мальчишки!
Верблюд не слушал Игната. Он был педантом и признавал только те команды, которым его обучили с детства. Игнат тянул повод на себя, нагибал кривую верблюжью шею, шептал что-то украдкой в короткое верблюжье ухо. Но верблюд не желал опускаться на колени и брать седока к себе на горбы.
Я подошел к Игнату.
— Так ты не сядешь, Игнат…
Игнат упрямо нагнул голову. На щеках заходили круглые упругие желваки.
— Я сам!
— Ну что ж, давай…
Ребята с удивлением и любопытством следили за упрямцем. Игнат брал двугорбого приступом. Он прыгал на него с разгону, забрасывал вверх правую ногу. Так прыгают на лошадей мальчишки в сибирских деревнях. Дважды падал Игнат на землю, не достигнув цели. Только на третий раз барьер был взят. Игнат разогнался, подбежал к верблюду, оттолкнулся левой ногой и взмыл вверх, к рыжим, заросшим кустиками шерсти горбам.