– Слава! – отозвались все хором и захлопали в ладоши.
К нам немедленно приблизился сторож и попросил соблюдать тишину – мы беспокоим других богомольцев.
– Но мы приехали издалека, – сказал кто-то из нашей группы.
– Они тоже, – отвечал сторож, указывая на людей под дождем. – Однако возносят молитвы молча.
Мне бы так хотелось, чтобы сторож прекратил доступ к святыне. Я хотела оказаться вдали отсюда – наедине с ним, взять его за руки, высказать ему все, что чувствую. Мы стали бы строить планы, поговорили бы о доме – и о любви. Я успокоила бы его, я была бы с ним нежна и ласкова, я сказала бы, что мечта его близка к осуществлению – потому что я рядом с ним и буду помогать ему.
Сторож сразу же удалился, а один из священников вполголоса начал молиться по четкам. Когда он дошел до «Верую», завершающей цикл молитв, все стояли неподвижно, с закрытыми глазами.
– Кто они, эти люди? – спросила я.
– Харизматики, – ответил он.
Я уже слышала это слово, но не могла бы объяснить его значение. Он понял это.
– Это люди, которые принимают огонь Святого Духа. Огонь, оставленный Иисусом, огонь, от которого лишь немногим удается затеплить свои свечи. Это люди, близкие к первоначальной истине христианства, когда все могли творить чудеса. Это люди, ведомые Женой, Облеченной в Солнечный Свет, – сказал он, указывая глазами на статую Девы.
Люди разом, будто подчиняясь им одним слышной команде, негромко запели.
– Ты вся дрожишь. Замерзла? Ты можешь не принимать участия в этом.
– А ты?
– Я останусь. Это – моя жизнь.
– Тогда и я останусь, – ответила я, хотя предпочла бы оказаться далеко отсюда. – Если это – твой мир, я хочу стать его частицей и буду учиться этому.
Люди продолжали петь. Я закрыла глаза, попыталась следовать за мелодией, как бессмысленный набор звуков произнося французские слова, которых не понимала. Так время проходило скорей.
Все это скоро кончится. И мы сможем вернуться в Сент-Савен. Мы будем вдвоем: он и я.
Я продолжала бездумно, машинально петь и вскоре поняла, что музыка завораживает меня, словно живет собственной жизнью и оказывает на меня гипнотическое действие. Зябкий озноб прошел, я уже не обращала внимания на дождь, не вспоминала о том, что мне не во что переодеться. Музыка ласкала меня, поднимала мне дух, переносила в те времена, когда Бог был ближе и помогал мне.
И когда я уже почти совсем растворилась в мелодии, она оборвалась.
Я открыла глаза. На этот раз вмешался не сторож, а священник. Он подошел к своему коллеге из числа молящихся и, что-то вполголоса сказав ему, ушел.
Второй священник повернулся к нам;