— Добрый день. Почему вы вчетвером, осмелюсь спросить?
— Это мои подруги. Они приглашены.
— Приглашены замуж?
— На свадьбу.
— Свадьба — это не сюда. Здесь Институт брака. Многоженство противоречит федеральному законодательству.
В руке дамы-распорядительницы оказалась военная рация размером с батон. Дама ткнула в какую-то кнопку, рация зашипела и затрещала.
— Служба сопровождения? К главному. У нас трое гостей.
Едва девушки успели переглянуться, дверь за их спиной распахнулась, и в холл шагнули шесть молодцев в смокингах. Щелкнув каблуками, молодцы синхронно поникли головой, а потом столь же дружно встрепенулись и просияли.
— Разрешите сопроводить гостей к месту досуга! — прокричал в потолок один из кавалеров.
— Сопроводите, — милостиво разрешила дама в штатском и обратилась к Ануш: — А вам, моя хорошая, предстоит проверочка. Вот ваш документ (она вручила девушке экзаменационный листок), проходите кабинеты в указанной последовательности и постарайтесь не делать ошибок.
— Нюш, ни пуха! Все будет хорошо! — сказала Лида Липкина с тем фальшивым оптимизмом, с каким мамаша провожает пятилетнего сына в кабинет стоматолога.
— Не бойся, мы с тобой, — подтвердила Алина, слишком легко давая молодцам в смокингах увлечь себя к выходу.
Через полминуты Ануш осталась в холле одна. Она даже не заметила, как ее палантин соскользнул с плеч и остался гореть на полу. Глядя в экзаменационный листок, она подумала: «А если Хронов провалит экзамен? За кого мне тогда выходить?»
Под табличку «Кафедра семейной психологии. Лаборатория чайлд-фри» была подсунута бумажка, тщетно призывающая тишину: в кабинете было шумно. Ни одна вещь не находилась на своем месте и даже не знала о его существовании. Если же оставить в стороне учтивые недомолвки, комната казалась многократно взорванной свалкой детских вещей. Продавленные мячи, липкая соска, баночки с яблочным пюре и из-под него, погрызенные погремушки, горячечно разметавшиеся распашонки и ползунки, упаковка творожков, розовое одеяло со слонами, пакеты подгузников, бутылочки, обрывки какой-то книги (на странице отчаянно хохотала половина кролика), три маленькие руки, оторванные от разных кукол, медведь в обмороке и курганы неопознаваемой разноцветной чепухи. На узком столе в углу приткнулась компьютерная клавиатура — жалкая попытка придать помещению сходство с кафедрой.
На четырех больших мониторах, закрепленных на каждой стене, дубасил ложкой по эмалированному горшку неприятный и энергичный младенец, которого камеры показывали анфас, с боков и со спины. Малыш с мокрым, как после рождения или купания, пушком на голове был в цыплячьего цвета ползунках и голубой распашонке. Удары раздавались примерно раз в две секунды, и мальчик прислушивался не столько к пасхальному перезвону, сколько к связи между своими действиями и звуком. При каждом ударе эта связь воодушевляла ребенка; его гордый вид говорил: ого, а ведь это я! ничего себе — это снова я! Ясно было, что ложка сходится с горшком уже давно и будет сходиться еще долго.