— Давай сегодня просто полежим, — сказала Вика, когда он потянулся обнять ее.
Помолчав, она прибавила:
— Я так больше не могу. Ну почему все меня сговорились мучить?
Сон сполз со Стемнина, точно теплое одеяло в холодной комнате. «Что? Расскажи! Вика! Виктория! Не молчи!»
Она отрицательно помотала головой, выскочила из кровати за бумажной салфеткой. В половине третьего все же призналась: звонила мать бывшего, сказала, что у сына плохо с сердцем, потом он сам написал. Мол, хотел улететь подальше от Вики, взял билеты в Анталию, но прямо перед посадкой вспомнил про нее — и прихватило. Пришлось сдать билеты и вернуться.
— Он в больнице?
— Откуда я знаю! Не хочу, не хочу ничего!
— Просто я подумал, раз стало плохо, и самолет… Наверное, «скорую» вызывали…
— Илюша, ради бога! Давай будем спать. У меня ни одной силешки не осталось. Спокойной ночи!
Заснула она или просто лежала с закрытыми глазами?.. Стемнин ворочался до самого рассвета.
Вика проснулась отдохнувшей и беззаботной. Готовя завтрак, напевала: «Наша река широка, как Ока. Как „как Ока“? Так — как Ока!» После каждого «ка-ка-ка» заливалась счастливым смехом.
В маленькой комнате Стемнин сдирал со стен старые обои. Не старые — бывшие. Обои отдирались с осенним сухим треском, выстреливая залпами серых крошек. Иногда полоса отваливалась легко — сверху донизу, на спине бумаги виднелись шипы прилипшего мутного клея и чешуйки отслоившейся шпатлевки. Порой прирастала к стене, приходилось брызгать на нее водой, смягчать, уговаривать. Вика переодевалась в спальне и все не шла. С кем-то поговорила по телефону (слов не разобрать) и снова затихла. Минут через двадцать Стемнин, перепачканный белесой пылью, постучал (на двери остались белесые следы от косточек пальцев) и зашел в большую комнату.
Вика сидела на кровати в одних трусиках (самых дорогих и красивых в ее коллекции) и яростно натирала пятку дезодорантом. На простыне лежал нераспечатанный конверт с колготками, плиссированная юбка и сиреневый свитер.
— Ты идешь? — невпопад спросил Стемнин.
— Иду. То есть, извини, не иду, конечно. В смысле иду, но не туда. Слушай, Илья, я должна с этим покончить. Так нельзя. Все эти звонки, припадки. Сейчас поеду к нему, разберусь и… и все.
— Зачем? Вика, ну зачем?
— Так продолжаться не может. Я сама заболею. Все! Отрезали — и забыли.
Он порывался спросить, не забыла ли она про бюстгальтер, но не смог.
— Когда тебя ждать? — задав этот вопрос, Стемнин почувствовал себя униженным.
— Я туда и обратно. Час, два, не больше.
Она пребывала в сильнейшем возбуждении и, кажется, не вполне понимала, что говорит.