— Как вариант. Сильный страх и избавление от этого страха. Риск важнейшей потери. У Ильи Константиновича есть родители, кстати?
— Только мать, — ответил Чумелин. — А что?
— Стойте, стойте! А можно как-нибудь без трагедий? — запротестовал Веденцов. — Мы типа добра человеку желаем. Не знаю, как вы, Андрей.
— Будем стараться, конечно, Валентин Данилович. Но уныние брошенного — тяжелая вещь, связанная с базовыми инстинктами. В сущности, человеку дали понять, что он не прошел отбор, неконкурентоспособен. Его не приняли в пару, оставили без потомства.
— Эк куда вас понесло! — возмутился Томас Баркин. — Может, как раз от этой девушки потомство нежизнеспособно? Может, природа приберегла нашего Илью Константиновича для более удачного варианта? Спасла от роковой ошибки?
— Главное, спасти его для нашей «Почты». Это понятно? — сказал Веденцов. — С парами сам разберется. Нестарый он еще.
— «Первым делом, первым делом почтальоны, — проблеял тенорок Чумелина, уже заскучавшего без дела. — Ну а девушки…»
Пение руководителя «Особого случая» вызвало осуждающую улыбку присутствующих.
— Оно и видно, Тимур Вадимович. То ли вы девушек на потом отложили, то ли они вас, — суммировал Валентин.
Штурм начался.
Как обычно, Максим Александрович Поляков проснулся за пять минут до будильника. В сущности, он не слышал мелодию будильника ни разу с того момента, как установил ее в телефоне. За окном темнел последний час ночи.
Сегодня все закончится, подумал он, пытаясь отряхнуть ум от сна. Но за первой мыслью тут же явилась вторая, которую он обдумывал много дней: как может за один день закончиться то, что длилось четверть века? Ничего не закончится, просто у отношений будет другая архитектура. Максим Александрович сонно хмыкнул: уж больно хитрое выскочило слово. На пластике кухонного стола он разглядел приставшие бурые полоски старой грязи, которую уже не берет тряпка. Такие полосочки можно соскоблить ножом. Сейчас полоски показались Полякову символом тусклости и прилипчивости прожитых лет. Странно только, что он видит этот символ как раз в новой жизни: в их с Галей доме такое было невозможно. «Обойдемся без хитростей. Еще один переезд». Максим Александрович ненавидел переезды.
По-настоящему встряхнул другой вопрос: а что, собственно, сегодня будет? Праздник с грустинкой, а-ля парижская гармошка? Чувствительная прогулка? Драматический тамада в ресторане? Наверняка известно было только об одной части сценария — о парашютном прыжке. За это он был спокоен. Собственно, парашюты появились в сценарии как раз благодаря самому Полякову: на счету у него было более семиста прыжков. Жена не прыгала никогда, она и в самолете чувствовала себя на взводе. Кстати, на днях впервые Галя позвонила ему и сказала, что боится прыгать.