Стемнин вскакивал, метался у телевизора до глубокой ночи. Новости неслись по кругу, понемногу обрастая подробностями. Оказывается, за несколько часов до терактов раздался звонок, предупреждавший о катастрофе, оказывается, террористы проходили обучение в американских авиашколах, а за взрывами стоит миллионер из самой дружественной к Штатам арабской страны.
Это был глобальный провал всего человечества. Поначалу Стемнин даже не мог понять, что его потрясает сильнее: гибель невинных людей, уязвимость самой могущественной страны мира или поступок летчиков-террористов. Каждая новая мысль пробивала брешь все глубже, все чернее.
Он представлял себе маленькую женщину с большим животом в коридоре, забитом раскаленной пылью. Человека в белой рубашке на подоконнике тридцатого этажа: еще три часа назад тот поднимался в лифте и улыбался при мысли о предстоящем вечером свидании, а теперь, обмороженный ужасом, должен за пару секунд выбрать, какой смертью умереть. «Там ведь могли быть мусульмане. Десятки мусульман. Неужели так просто отправить в ту же топку и своих? Впрочем, какого человеколюбия можно ждать от самоубийцы?» Вот оно! Именно это и было страшнее всего. Как оценить чужую жизнь, если ни во что не ставишь свою? Жажда жизни — не только эгоистический инстинкт, не безвольное цепляние за соломинку. Жажда жизни — благодарность Богу, согласие с его творением, приятие его даров. Если человеку не жаль своей жизни — это и есть настоящий и окончательный атеизм.
А раз такое возможно, нет никакой разницы между гением и бездарностью, между кропотливым корпением и сивушным плевком в потолок. Для чего память, слава, зачем витражи, сады и мороженое? Шахидам без разницы, что взлетит на воздух — Саграда Фамилия или городская свалка. Хотя нет — взорвать собор даже интересней. В глазах человека, которому не жаль своей жизни, абсолютно не важно, создал ты шедевр или подтер перо бумагой. И тем более жив ты или размазан по стене.
Но как можно запретить наплевать на собственную жизнь? Кто может привязать нас к ней? Государство? Милиция? Страх? Любовь? Какие санкции применить к самоубийце? Пожизненное заключение? Электрический стул? Оказалось, на инстинкте самосохранения держится весь мир. Если люди не станут беречь себя — да, хотя бы только себя — от болезней, страданий, смерти, ничего не получится: ни истории, ни цивилизации, ни религии. Кому придет в голову заботиться об архитектуре или хотя бы о собственных штанах, если жизнь не нужна!
Под вечер позвонила Елизавета Дмитриевна:
— Илюша! У тебя все в порядке?