Она прошла к двери своей спальни и, уже держа руку на дверной ручке, повернулась и посмотрела на мужа. Он наливал себе виски с содовой и, почувствовав на себе ее взгляд, раздраженно взглянул на нее:
— Что ты так смотришь на меня?
— Извини, — сказала она, и те примирительные слова, которые она хотела произнести, замерли на ее губах. — Я просто удивлена, что ты так много пьешь.
— Это не твое дело.
— Возможно, ты прав. Но я всегда считала себя твоим… твоим другом, не важно, что ты думаешь обо мне сейчас, я все еще желаю тебе самого лучшего.
Николас с такой яростью поставил стакан на буфет, что пролил виски. Затем он шагнул к ней и сжал ее плечи.
— Если бы ты была моим другом, то никогда не позволила бы моему отцу заставить меня жениться на тебе.
— Я ничего не знала об этом. Это правда, Николас. Клянусь тебе.
Их взгляды встретились: его — жесткий и сердитый, ее — сверкающий непролитыми слезами. Затем, без предупреждения, она вдруг оказалась в его руках, а его губы с силой прижались к ее губам.
Джейн прижалась к нему с таким отчаянием, как будто тонула, вся ее сущность, исполненная радости, ответила на его поцелуй со всей страстью, на которую она была способна. Никакие внятные мысли не омрачили восторг этой минуты, и тем больший шок она испытала, когда он внезапно оттолкнул ее с такой силой, что она отлетела к двери.
— Что это? — прошептала она. — Что это, Николас?
Он повернулся к ней спиной и подошел к буфету, на котором оставил свой стакан.
— Иди спать, Джейн. Вечер закончился, значит, можно вычеркнуть один день из трехсот шестидесяти пяти, которые я принужден прожить с тобой.
Джейн оглядела мрачную столовую и вздохнула. Она только что вернулась сегодня утром после фарса, который назывался ее медовым месяцем, и теперь впервые, с тех пор как вышла замуж, рассматривала свой лондонский дом. Хотя дом сам по себе был большим и просторным, мебель была мрачная, а ковры и занавеси тусклые и бесцветные. Она узнала от сэра Ангуса, когда впервые посетила этот дом, что наиболее ценные антикварные вещи и произведения искусства хранятся в их загородном поместье, но и здесь, медленно прогуливаясь по безрадостным комнатам, она случайно обнаружила несколько севрских ваз, мерцающий хрусталь, несколько предметов из дрезденского фарфора, которые, правда, соседствовали с безобразными безделушками.
Николас не удосужился даже войти в дом и, проводив девушку до дверей, тут же уехал. Она была слишком горда, чтобы спросить, куда он направился, а так как он не снизошел до объяснений, то она решила, что он отправился к Кэрол.