…А на улице во всю стоял сентябрь.
Утром было прохладно, солдаты кутались в бурки, шинели. Но ближе к обеду солнце уже жгло нещадно, к вечеру можно было запросто купаться в реке. Но все же становилось ясно: не то веселье, вот и осень пришла.
И с веток уже не таясь, срывался какой-то еще зеленый, но огрубевший лист.
Все больше солдат в батальоне, попробовав ногой кожу воды, говорили:
— Неа, сегодня купаться не полезу. Нету дураков. Вода холодная.
Но с деревьев, с круч, с помостов сигали другие. Ныряли с головой, быстро, зная, что если входить в воду понемногу, тогда, конечно холодно. А если вот так, с головой броситься, тогда не очень студено. Зябко станет, когда из воды вылезешь — с полей, даже вечером ветер дул совсем не теплый.
А пока они подначивали тех, кто остался на берегу:
— Да какая же она холодная? Холодная она станет, когда замерзнет. А сейчас она как кипяток! Только остывший шибко.
Но утром так вообще реки сторонились. Тянуло от нее сыростью и холодом осени поздней. А еще русло затягивало туманами. От туманов вообще не жди добра, а у этой реки и репутация была неважная. Не то русалки тут жили, не то иная какая-то несознательная нечисть. Вроде бы, как началась война, нечисть притихла, до времен получше залегла на илистое дно, Но порой все же шалила. То водяной у кого-то утянет какое-то тряпье у тех, кто на речку постираться собрался, то еще что-то…
А как-то утро сложилось вовсе невнятно. К реке отправилось трое с ведрами, ну и, разумеется, с оружием. Времена все же неспокойные. По нужде и то лучше отлучаться с наганом.
И в самом деле — скоро от реки, послышалась стрельба. Кто-то кричал.
На ноги поднялся весь батальон. Многие рванули к реке, кто в чем был. Но были встречены пулеметной очередью. Залегли.
Командир части еще спал, поэтому первым о происшествии узнал комиссар. Появилась крамольная мысль: не будить комбата, принять командование на себя, добыть первую победу. С иной стороны, опыта было ровно никакого. Опять же, а что командовать? Крикнуть: «Вперед»? А что далее?
Вернее, что именно — ясно. Дальше река. Густые камыши, вероятно, заболоченный берег. Комиссару Чугункину подумалось: это все равно, что атаковать туман, болото.
Опять же: скажем, он крикнет: вперед! Положим, даже рванет сам. А вдруг за ним никто не побежит. И стрелять противник будет только по нему. И до реки бежать далече, за неимением иных целей, его успеют пристрелить раз пять.
Умирать в самом начале блестящей полководческой карьеры не хотелось.
Пока Чугункин сомневался, из палатки появился, протирая глаза, комбат Аристархов: