Фигура закованного в наручники Ильхама не вызывала сочувствия у пенсионерок, которые приторговывали здесь же у метро сигаретами и прочей мелочью.
— Бандита поймали, — заговорщицким шепотом говорила одна старушка на ухо второй.
— Ишь идет, — так же шепотом отвечала вторая, — голову опустил. Стыдно небось.
Опера, вооруженные удостоверениями и четырехэтажным матом, медленно, но верно продвигались сквозь гомонившую толпу в сторону дороги к своим автомобилям. Из толпы выдвинулся взъерошенный молодой человек в красной майке. В руке он сжимал диктофон.
— Дмитрий Корякин, независимая пресса, — скороговоркой обратился он к одному из оперов. — Вы могли бы прокомментировать, что здесь происходит?
Ответом ему послужил внушительный толчок локтем в грудь. Однако журналист не унимался.
— Общественность имеет право на информацию, — продолжал он допытываться. — Какое ведомство вы представляете?
Опер на секунду остановился и, оглядев фигуру Корякина, тихо, но четко произнес ему прямо в лицо:
— Слушай, писатель, вали отсюда! Или тебе своих геморроев не хватает? Мешаешь задержанию опасного преступника. Хочешь, чтобы оформили?
Однако Корякин, для которого общение с представителями органов было не в новинку, не унимался:
— Какое ведомство вы представляете? В чем он обвиняется? — продолжал он задавать вопросы.
В следующее мгновение на запястьях Корякина защелкнулись наручники и несколько рук стало активно проталкивать его сквозь толпу к машинам.
— Я представитель прессы! — кричал Корякин. — Завтра это попадет в газеты.
Выбежав из кафе, Рафик Вагизович на полной скорости врезался в толпу. Азербайджанцы, узнав хозяина, расступались. За минуту Гаджиеву удалось то, что тщетно пыталась сделать милиция, то есть пробраться сквозь плотно стоящие ряды. Рафик Вагизович остановился перед операми. При виде дяди Ильхам слегка приободрился. Опера, сообразив, что перед ними не рядовой торговец, остановились. Гаджиев ободряюще кивнул Ильхаму и сказал ему несколько слов по-азербайджански. Ильхам кивнул в ответ.
— Не разговаривать с задержанным! — заорал один из державших Ильхама. — В сторону!
Гаджиев не двинулся с места.
— Я Рафик Гаджиев, — сказал он, — это мой племянник. Кто ваш начальник?
На первый план вышел опер, общавшийся с Корякиным.
— А мне насрать, кто ты такой, — спокойно сказал он, глядя в глаза Гаджиеву. — Твоему племяннику семь лет светит. Так что ты отвали, чтобы ему лишнего не припаяли. А завтра, часам к пяти, приезжай к Гагаринскому УВД, пообщаемся. Дорогу! — вдруг резко заорал он, расталкивая толпу.