— Извините, доктор, — и пошел торопливо дальше.
— Спасибо, Леня! — крикнула вслед ему Ирина Петровна и, не дожидаясь, пока Млынский выйдет на берег, зашагала рядом с носилками, на которых лежал боец, раненный в том бою, когда был убит Юрченко.
На опушке леса, не выходя за кромку, остановились. Бойцы сразу стали переобуваться, выливая воду из разбухших сапог. Некоторые тут же легли и уснули.
Из авангарда вернулся Горшков, сопровождая кряжистого старика в треухе с эмблемой лесника. Старик снял шапку и поклонился Млынскому.
— Здравствуй, Иван Петрович!
— Солодов? Здравствуйте! — Майор протянул ему руку.
— Семиренко Николай Васильевич предупредил: проходить, возможно, тут будете…
— Где он сейчас? Нам надо срочно увидеться… — Млынский посмотрел на Ерофеева, который перематывал сырые портянки. — Людям бы вот только передохнуть и обсушиться немного…
— Секретарь сам придет до тебя, Иван Петрович, — сказал старик. — Где вас искать?
— Тут две деревни, — Горшков протянул майору планшетку с картой, — Смородино и Селищи…
— Спасибо, лейтенант, — отстранил Млынский планшетку. — В этих местах я без карты…
— В Смородине староста наш человек, — сказал старик, — а в Селищах… Знакомый твой там. Завхозом был в школе…
— Лукьяныч? — Млынский покачал головой, будто бы сомневаясь.
— Герасим Лукьяныч Павлушкин, — подтвердил старик. — Служит оккупанту, как пес цепной, и считает себя хозяином жизни.
— Передайте Семиренко — буду ждать его в Селищах, — сказал майор.
— Ясно, — кивнул старик.
Вечерняя деревня подремывала в сумерках. За окошками темно — берегли, видно, свет. Пустынно на улице, даже ребятишек нет. И только дымки, вытекавшие из труб, говорили о том, что деревня еще не вымерла.
На том краю, что был ближе к лесу, бабка поднимала воротом ведро из колодца. Увидела — кто-то идет. Щурясь, бабка приглядывалась к прохожему, который шел будто свой, не таясь, выбирая места посуше… В серой шинели, в шапке со звездой, с наганом сбоку… Бабка раскрыла рот, словно бы собираясь крикнуть, и тут же зажала его ладонью.
— Здравствуйте, — сказал Млынский и, не задерживаясь, зашагал по деревенской улице дальше.
Задыхаясь от злобы, рвалась с цепи с хриплым лаем собака.
Мальчонка лет тринадцати постучал в окошко одного из домов.
— Ну кто там? — спросил грубый голос.
— Дяденька, Герасим Лукьяныч велел вас позвать, — сказал подросток.
— А, черт…
У дверей, прижавшись к степе, стоили Бондаренко и двое бойцов из его роты. Лязгнул засов, и на крыльцо вышел человек в накинутом полупальто с белой полицейской повязкой на рукаве. Резкий удар — и из рук полицая выпал карабин.