Ваня, деревенский зомби (Кузнецов) - страница 4

— Это все Ванькины проделки, я видела, как он молочка испить то пробовал. Пьет, значит, а со всех дыр так и хлещет, так и хлещет…


В тот день бабы так и не решили, плохо это или хорошо, что я все молоко «сглазил». И в кефир свернул. Но зато, когда следующим утром, в деревню заявилась «огромадная» толпа желающих испить «зомбо-кефир», вот тут-то бабенки то наши и удивились. Потом как дошло до них, в чем дело, Надька, блин, здоровая как лошадь, взяла меня за шкирку одной рукой и на ферму. Сама мне в руки ковшик дала, молока поллитру. И говорит:

— Надо Ванечка, надо. Ты уж постарайся для общества. Наш кефир теперь знаменитость, Городские понаехали, все только про зомбо-кефир говорят. А эти с молзавода все секрет наш хотят вызнать, Ну, наша Зинаида, свет Ивановна им фигу показала и говорит: «Фиг вам, — говорит, — индейский домик называется. Вы про авторское право слыхали? „Зомбо-кефир“ наша авторская разработка. Чистый экслюзив».


Вот так у них дело и сложилось. Главное и мне работа кой-какая представилась. Одно «но», только. Как мне это молоко надоело! Но, для общества, не грех и поработать.

Сердитый бык Федька

Все хорошо, но жару я переношу плохо. Почему не знаю. Говорят, от жары мозги спекаются, а мне то чего страдать, что там у меня вообще осталось в черепушке то моей. Но, жара, блин. Пошел я за село наше, в луговину одну. Там в траве уляжешься и не жарко вроде. Букашки разные ползают, птички поют. Одно слово, покой.


Хотелось полежать отдохнуть ото всех, да не тут-то было.

Слышу крики, бабы орут и дети, вроде, тоже как плачут. Непорядок ясен пень, поковылял я по-быстрому в ту сторону, спроверить то, что там случилось. Ну, пока с моей деревяшкой доковыляешь, блин. Слышу, бабы орут: «Мол, Федька-бык сорвался, подлец, с веревки и по луговине носится бешеный. А там детишки наши местные, чуток ранее, играться собирались».

Стоят бабы орут, ругаются: кто на быка пойдет, а кто детей искать будет. А из мужиков то, вообще один «старый перец» Тимоха. «Сто лет в обед». «Божий одуванчик», пастух блин. — «Дунь и ветром унесет». И я, вообще непонятно кто, полутруп, получеловек. Зомби, словом.

Но детишек жалко, блин. Это факт. Поковылял я в травушку муравушку. Иду, а сам думаю: «А ну как шандарахнет меня Федор, что от меня останется? Ведь дохлый я, и мясо мое еле-еле висит, на костях моих держится и кожа моя дряблая, дерни то и порвется. Ну, а если руку там оторвет или ногу, кто меня ремонтировать будет. Какая, нафиг, скорая меня возьмет? Скажут, а зачем вы нам труп привезли? И все!»