И больше не волновалась, когда он убегал в леса. Она в восхищении слушала, как он читает ей свои маленькие стишки. Но, несмотря ни на что, она была строга с ним всю жизнь.
— Старлайт, — сказал он.
— Что?
— Похоже, ты нервничаешь.
Мать откинула назад свои темные густые волосы, и он с улыбкой взглянул на этот жест. Ему казалось, что она стара, так кажется всем подросткам, которые смотрят на своих родителей. И вместе с этим, она казалась ему удивительно молодой. Таводи говорил, что она все еще молодая женщина, и он верил ему, видя ее по-своему. И как было не верить, когда она стояла к нему в профиль, и ветерок пересыпал ее волосы на лоб, шурша в складках ее длинной юбки.
— В новой школе тебя не смогут называть Атсуца, тебе следует выбрать имя.
— Имя у меня уже есть, но я его никому не назову.
— Но мне-то ты когда-нибудь скажешь, а?
— Может быть, — он улыбнулся.
— Я хочу назвать тебя так же, как звали твоего отца. Таким образом память о нем не умрет.
— А я считал, что ты не знала его имени…
— Я не могу его произнести. Но мы будем называть тебя Дэйн, потому что он был датчанином и потому что я так его называла.
— Дэйн, а дальше?
— Джон Дэйн. Простенько, но со вкусом. Надеюсь, оно тебе понравится.
Он улыбнулся.
— Мне нравится все, что ты рассказываешь об отце. — Он положил руку ей на плечо. — Не волнуйся, Старлайт. Джон Дэйн вполне подходящее имя. НО ОНО АБСОЛЮТНО НЕ ПОХОЖЕ НА ТО, КОТОРОЕ Я ХРАНЮ В СВОЕМ СЕРДЦЕ.
Здесь мы и дадим тебе имя, сказал Таводи.
Они были высоко в голубых горах, так далеко в лесу, как мальчик еще никогда не заходил. Таводи показывал на небольшую пещерку, не больше, чем намек на горном склоне, но мальчик видел, что она защищена от ветра. Ему хотелось есть, и был поздний день. Он не знал, сколько они прошли, но он очень устал и замерз. Во время ходьбы Таводи разговаривал с ним, и это было необычно, потому что, как правило, дед настаивал на том, что во время движения по лесу необходимо соблюдать полное молчание. Почувствовав усталость, сковавшую мальчика, Таводи заторопился к пещере, где они смогут отдохнуть и развести костерок.
Таводи говорил во время ходьбы об аниюнвийя и их гордой и трагической истории. Мальчик слышал большинство этих рассказов раньше, но не перебивал. Он знал, что Таводи готовит его к тому мгновению, когда сможет дать ему имя согласно традиции аниюнвийских воинов.
Он станет живым звеном в цепи — история деда, История его самого, история его народа, потому что в душе он ощущал себя не кем иным, как аниюнвийя. Кровь белого мало что для него значила.