– Я слушаю море. Ты не обратил внимание на сущую мелочь: я, дочь пустыни, вижу его впервые в жизни. Потрясает меня более, чем пирамиды. Но совсем невероятно, как рядом с этой свободой и тягой пространства могло зародиться такое закоренелое рабство, в котором живут братья твои и сестры. Представить их мореплавателями никак не могу. Потому и кривая твоя ничего им не объяснит. Для этого надо, чтобы волна вознесла их в небо, а потом сердце падало в бездну.
— Какие взлеты и падения? Их же намеренно держат на самом дне жизни.
— Не всегда же так было. Мне отец рассказывал, что в прошлом правителем при фараоне был еврей Иосеф.
— Мало что было в прошлом. Слышала о пришлых царях-пастухах — гиксосах? Только упоминание их имени наводит страх на притеснителей моего народа. Те заставили их испытать всю горечь рабства. Но у гиксосов было тогда новое оружие — колесницы.
— Ты играешь с огнем.
— Нам нужно оружие лишь для защиты там. В пустыне.
— Уверен, что за тобой пойдут?
— Честно говоря, одна лишь надежда: за четыреста лет пребывания в этой стране евреи не приняли культ мертвых и поклонения животным. Почти все наслышаны о высокой судьбе праотцев наших Авраама, Исаака и Иакова.
— Ты сам в этом убедился?
— Аарон сказал мне. Ему я верю, как самому себе.
— А Элишева мне сказала, что есть евреи, которые выслужились в кладовщики, торговцы, домоуправители у богатых.
— Таких немного.
— Не обольщайся.
— Из-за этих лизоблюдов уроженцы Кемет не терпят нашего брата. Эта взаимная неприязнь — оружие посильнее колесниц.
— Откуда у мужчин такая завидная уверенность в том, что они могут что-либо изменить в этом мире?..
Возвращаются домой поздно, когда все уже спят. Бодрствует лишь Аарон, дожидаясь их.
— Моисей, я выполнил твою просьбу.
— Какую? — спрашивает Сепфора.
— Ты должна вернуться с детьми к отцу. На днях туда уходит купеческий караван, — говорит Моисей.
— Что скажут остальные: своих отослал, а нас подвергает опасности вместе с женами и детьми?
— Отвечу: она — вольная дочь пустыни, а вы были и есть рабы. Вы должны лишь привыкнуть к тому, что для нее и есть жизнь. Вы боитесь даже думать об этом, а она, женщина, просто садится на ослика; берет детей и отправляется туда, к отцу своему. И мы должны — к Отцу нашему.
Далеко за полночь лежит Моисей с открытыми глазами. Сепфора уткнулась ему в плечо. Лягушачьи хороводы под луной достигли апогея.
— Ну как я буду без тебя? Элишева говорит, что десятки лет не было такого лягушачьего гвалта. Ощущение, что еще миг, и они выйдут из болот и омерзят всю землю. Я люблю тебя и верю в тебя. Зря ты меня отсылаешь. Я была бы тебе подмогой и опорой.