Научился в нем существовать.
Временами ощущал, как Он существует в этом, но для Него, вероятно, одиночество — естественное состояние.
Временами ощущал, что для Него главное — насколько Моисей сумеет внедрить в дух этого племени чувство мирового одиночества — бдидут аолам. Моисей знал: племя его будет платить за это непомерно высокую цену.
Но он также знал, что оно, это одиночество, внесет в душу народа бессмертное начало жизни.
И, находясь как бы всегда на грани исчезновения, народ этот будет вечен.
И сохранится силой этого одиночества.
Вспоминает Моисей о своем рождении, о том, что его же мать была его скрытой кормилицей.
Сил жизни он набирался из сосцов запрета, хотя это были сосцы его матери.
Теперь он твердо знает: народу Израиля всегда предстоит получать материнское молоко из сосцов запрета. Это переносимо с трудом или вовсе непереносимо, но именно это сделает этот народ, души которого коснулся Он, вечным и неуничтожимым в гибельном водовороте народов и времен.
Для этого народа сосцы родной матери будут всегда сосцами запрета — это войдет в его сущность.
2
Мужчина сотворяет ребенка, видит свое творение со стороны, уже не принадлежащее ему. Как скульптор свои произведения.
И Моисей ощущает в эти последние часы жизни опустошенность творца: он сотворил Исход, вылепил начерно народ, но все это уходит в мир, и неудовлетворенность снедает его, Моисея, душу.
Так оно, верно, и есть: в миг такой опустошенности легче всего покинуть этот мир.
Моисей знает: и тут Он к нему милосерден.
Она необычна, эта опустошенность. В суете человеческой такие мгновения, как праздник совершеннолетия, обручение с женщиной, рождение первенца, смерть, обнажают скрытую, но наличествующую глубокую серьезность жизни, ее высочайший знак. Отсюда — этот внезапный, накрывающий с головой страх, что великое, высокое, единственное уйдет в суету, в ничто.
И, утишая в себе этот страх, вглядывается Моисей с Нево в темень, на юг — в мерцание пустыни, вслушивается в шорох скудных трав, шорох его молодости и лучших часов жизни. Но встают перед ним ущемленные болью непонимания глаза Сепфоры и сыновей: в последние дни, во власти плохих предчувствий, намеренно проявлял к ним отчужденность, уверенный, что так им будет легче перенести его уход из жизни. По чудной наивности своей, они думали, что ему жить еще долго, ибо не завершил же он дело своей жизни.
Следует разобраться, легче ли ему оттого, что сама идея Исхода будет жива, пока жив род человеческий, ибо незавершаема, полна изначальной энергии и какой-то даже детской веры в свое осуществление.