меня заметил.
«Об этом я и говорю. Разница между церковью и борделем такая же, как между клубом и пивной. Понимаешь?»
Я сказал, что понимаю. Все равно для Барона не существовало разницы между «понимаю» и «не понимаю».
Песня вскоре закончилась, и Барон пожелал услышать, зачем я попросил его о срочной встрече. Он и на этот раз не предложил мне сесть.
«Что у тебя такого важного, что ты хочешь мне сказать?». Темные непрозрачные глаза начали отсчет времени. В моем распоряжении было примерно столько, сколько уйдет у него на то, чтобы десять раз моргнуть.
«У меня есть идея насчет нового дела», начал я, спотыкаясь о собственные слова.
«Кто ты такой, чтобы разыгрывать передо мной бизнесмена?». Он крутил перстень на среднем пальце.
Я открыл рот, чтобы срыгнуть свои козыри, но ровный металлический голос заставил меня подавиться ручкой того джек-пота, о котором я мечтал: «Знаешь, в чем проблема отношений с жополизами? Они так часто лижут задний проход, что у них иногда возникает желание побрить задницу тому, кого лижут».
«Я не жополиз. Я твой человек». Мантру я произнес довольно решительно.
«Иди отсюда», сказал он спокойно. Я спросил себя, значит ли это, что он меня прогоняет, но не двинулся с места. У меня не было выбора. «Иди отсюда», повторил он, глядя на меня как на идиота, который решил переть напролом. «Спроси первого встречного парня, спроси его: «Ты человек Барона?» И он тебе ответит: «Да», да еще и пошлет тебя, сам догадываешься куда, за то, что ты об этом спросил. Понимаешь?».
Я сказал, что понимаю.
«Тут и понимать нечего», оборвал он меня, загадочно оскалившись и давая понять, что высокомерие не передается ни воздушно-капельным путем, ни генетически, а просто является характерной особенностью.
Стены офиса все больше давили на меня, но я не отступал. Отступать мне было некуда. Я был букмекером, поставившим все, что у него есть, на окончательно обессилевшего боксера, у которого даже развязались шнурки на перчатках, и этим окончательно обессилевшим боксером был лично я. Темные непрозрачные глаза закончили отсчет времени. Я вошел в клинч с неприкрытой головой, стоя на цыпочках. «Барон, это дело как раз для тебя. От него так и несет баблом. Горой бабла».
«Деньги не пахнут», произнес он очень, очень серьезно. «И, кроме того, тебе, вероятно, известно, что я занимаюсь только чистыми делами».
«Это дело простое и чистое», я оставался в клинче. Собственно, это был единственный способ остаться на ногах. «Это дело для настоящих господ. Разве тебе не хотелось бы слушать Стиви Уандера, да еще и получать за это деньги? Большие деньги».