– Не обвиняй его, ты сама во всем виновата, кто тебя просил ехать к врачу? И потом, Андрей не сказал прямым текстом про сифилис, я сама додумала. А что такого, у меня с детства развита интуиция. О чем еще можно подумать, если слышишь, что у кого-то отвалился нос? Молчишь? То-то! Тебе должно быть стыдно. Но я тебя прощаю.
Ката не нашла что сказать. От вопиющей несправедливости у нее онемел язык.
//-- * * * --//
Со стороны могло показаться, что в уютной гостиной Люблинских царит полнейшая идиллия. Артур Генрихович, дымя сигарой, был полностью поглощен разгадыванием кроссвордов, а Лера, перебирая в руке янтарные четки, читала любовный роман. Вернее, она лишь делала вид, что увлечена чтением, тогда как на самом деле Валерия безучастно водила глазами по строчкам, изредка поглядывая на довольного супруга. В голове Люблинской роились тяжелые мысли. Пытаясь избавиться от нахлынувших воспоминаний, она потянулась за сигаретой. На секунду Артур оторвал взгляд от газеты, стряхнул в пепельницу пепел, после чего вновь погрузился в разгадывание слишком легкого, по его мнению, кроссворда.
Леру передернуло. Стараясь не закричать от отчаяния, она яростно затянулась сигаретой, проклиная всех мужчин на планете Земля. Предательство Антона явилось для нее полной неожиданностью: уж кто-кто, а она ну никак не ожидала быть однажды брошенной мужчиной. Это так унизительно, так отвратительно и больно чувствовать себя бывшей. Ощущение собственной раздавленности и ненужности тисками сжимало горло. Лера на мгновение представила, что ждет ее впереди без Антона? Неужели она теперь будет вынуждена коротать вечера напролет, сидя в коттедже вместе с престарелым супругом, уткнувшись в роман или уставившись в голубой экран? Она ведь еще так молода, ей жизненно необходимо развлекаться на полную катушку, совершать безумные поступки, заводить новые интрижки. Похоже, бурному времяпрепровождению пришел конец, судя по всему, придется поставить жирный крест на развлекухе и постепенно перевоплощаться в примерную семьянинку спостной улыбочкой на устах и жуткой неудовлетворенностью в душе.
Лера кашлянула. Артур Генрихович отложил газету в сторону:
– Дорогая, что с тобой? По-моему, ты не в духе.
– Это настолько заметно?
– У тебя неприятности? Последние дни ты сама не своя.
Люблинская скривила губы.
– Сама не своя, – повторила она, затушив окурок. – Если бы ты знал, Артур, какие правильные слова произнес. Я действительно уже не принадлежу сама себе.
Полковник резко поднялся с кресла:
– Господи, Лера, не пугай меня, быстро говори, что стряслось?