— Выгодное занятие?
— Как вам сказать… Хорошие картины стоят дорого, а покупателя на них не сразу найдёшь. Если есть возможность не спешить с продажей, можно неплохо заработать. Дед оставил отцу солидное состояние, а отец всё вложил в картины. Кое-что ему было жалко продавать, и постепенно у него образовалась собственная коллекция. Он рано умер, мне тогда было всего два года.
К ужину они чуточку опоздали, и, когда вошли, все уже сидели за столом. Джудит разговаривала с Генри; когда Ален подошёл к своему месту, она повернула голову и окинула его недоумевающим взором, словно сразу не поняв, что именно в нём изменилось, потом посмотрела внимательнее, а встретившись с ним взглядом, смутилась и отвернулась.
— А мы думали, вы всегда ходите в очках, — сказала Хильда.
— Периодами. Ношу, когда глаза болят, а сейчас лучше стало.
— Мы за вас очень рады, — улыбнулась Кэт. — Без очков вы совсем другой.
— Лучше или хуже? — тоже улыбнувшись, спросил Ален.
— Так вы намного симпатичней.
— Благодарю за комплимент.
— Очки здорово меняют лицо, — важно сказал Генри, — недаром все шпионы ходят в очках.
Ален внутренне напрягся, а Этвуд невозмутимо спросил:
— И много ты видел шпионов?
— Видеть не видел, а в романах всегда так пишут.
Сам того не подозревая, на помощь им пришёл Томас:
— Генри читает одну бульварную литературу, причём поглощает её в таких количествах, что диву даёшься.
— Я читаю то, что мне нравится, — вызывающе сказал Генри. — По крайней мере я не лицемер и не ахаю от восторга над модными вещами лишь для того, чтобы все считали, что у меня хороший вкус.
— Ты у нас вообще ходячая добродетель, — иронически заметил Томас.
Он произнёс это таким тоном, что для человека, посвящённого в финансовые дела Генри, намёк был совершенно ясен. Генри, не ожидавший от него такого подвоха, стушевался. Ален подумал, что Этвуд воспользуется случаем и сейчас добавит что-нибудь в том же духе, но тот не сказал ни слова.
После ужина все, кроме Кэт, которая ушла в свою комнату, сели играть в карты. Ален отговорился тем, что якобы не любит карт, а на самом деле решил поберечь глаза и не напрягать их в первый, проведённый без очков день. Ложиться спать было ещё рано и он уселся на софу, чтобы посмотреть, как играют другие, выбрав место с таким расчётом, чтобы хорошо видеть Джудит в профиль. Если б он сел напротив, она могла заметить, что её разглядывают, сбоку же ничто не мешало ему смотреть на неё сколько угодно. Непривычное освещение — на столе стояли свечи — рождало ощущение нереальности происходящего: он смотрел на изгиб её шеи, на чистый и чёткий профиль и чувствовал, что теряет голову. Да, теперь он понимал, что это значит, это выражение из некоей условности превратилось в точное определение того состояния, в котором он находился, состояния, когда всё, что не было ею, утрачивало свой смысл и цену.