— Только не капитану Андерсону. Равно как, в свое время, великому капитану Куку. Тот был убежденным атеистом и скорее бы взял на свое судно разносчика чумы, чем попа.
— Боже милосердный!
— Верно вам говорю, сэр.
— Как же тогда… дорогой мой мистер Камбершам! Как тогда поддерживать порядок? Выдерните краеугольный камень — и рухнет вся арка!
Судя по виду мистера Камбершама, мысль моя до него не дошла. Видимо, я выразился чересчур витиевато, пришлось срочно поправляться:
— Офицеров в команде очень немного. Остальные — просто пестрая толпа, от послушания которой зависит порядок на корабле, да что там порядок — успех всего путешествия!
— Они вполне себе справляются.
— Но, сэр, влиятельность нашей Церкви заключается в том, что в одной руке она держит кнут, а в другой — мифический, посмею утверждать, пряник, так что…
Тут мистер Камбершам утер губы черной от загара рукой и встал.
— Не разбираюсь я в этом, — ответил он. — В общем, капитан Андерсон не взял бы на борт священнослужителя, даже если бы было кого. А тот, что вы видели, не член команды, а пассажир, и священник, судя по всему, совсем еще желторотый.
Я припомнил, как бедный малый пытался вползти вверх по палубе, да еще умудрился опорожнить желудок против ветра.
— Наверное, вы правы. Во всяком случае, моряк из него никудышный.
Затем я обрадовал мистера Камбершама известием, что при первом же удобном случае хочу представиться капитану. Он вытаращил глаза; пришлось объяснить ему, кто я, упомянув имена вашей светлости и его превосходительства, вашего брата, а также подчеркнуть, какой пост я намереваюсь занять при губернаторе — настолько, насколько вообще возможно было это подчеркнуть, учитывая то, второе дело, о котором мы с вами говорили. Кроме того, я подумал о том, о чем не сказал вслух: поскольку губернатор — тоже офицер флота, а мистер Камбершам — типичный представитель морской породы, поучусь-ка я разговаривать с подчиненными — авось пригодится!
Моя речь несколько оживила мистера Камбершама. Он уселся обратно и поведал мне, что никогда раньше не служил на подобном корабле и уж тем более не ходил в такое плавание. Почти все тут кажется странным не только ему, но и другим офицерам. Мы и боевой, и торговый, и пассажирский корабль, мы и пакетбот — в общем, все на свете, а значит — и тут он продемонстрировал некую прямолинейность мышления, свойственную военным, причем как старшим, так и младшим чинам, — а значит, ничто. В конце пути, пророчествовал Камбершам, наше судно станет на прикол, спустит паруса и будет тешить губернаторскую гордость салютами, пока тот будет прогуливаться туда-обратно.