– А тебе идет быть непреклонной, – заметил Умнейший. – Знаешь, когда-то я очень жалел, что ты не мужчина, – вдвоем с тобой мы бы горы свернули. Я и сейчас жалею.
– Тогда бы ты пришел сразу ко мне? – спросила Хранительница, скользнув безразличным взглядом по Леону. – И один?
– Допустим.
– Каждый раз, когда ты приходил, ты всегда приносил только несчастье. И давным-давно, когда ты еще не знал обычаев и вел себя как дикарь, и потом, когда ты не хотел их знать, – всегда одно и то же. Чего ты еще хочешь? Твой сын умер во мне, и я родила мертвого, твоя дочь – деревенская Хранительница где-то далеко на Юге, и даже я не знаю – где. Может быть, тебе это известно?
– Нет.
– Жаль, что ты не врешь на этот раз. Я же чувствую, когда ты обманываешь, а ты делаешь это чаще, чем замечаешь сам. Тебя следовало бы звать не Умнейшим, а Хитрейшим. Не могу себе простить, что я любила тебя когда– то… – по лицу Хранительницы пошли красные пятна. – Думаешь, я не понимаю, зачем ты тащишь с собой этого мальчишку? Думаешь, не догадываюсь, что ты на этот раз затеял? Во-первых, у тебя все равно ничего не выйдет…
– А если выйдет? – перебил Умнейший.
– Ты сам знаешь, насколько ничтожен шанс. И цену попытки ты тоже знаешь.
– Мы все умрем, – настойчиво продолжал Умнейший. – Я, ты, наша дочь… Город будет уничтожен не позднее чем через тридцать дней, а следом за ним – весь Простор. Я просто обязан попытаться.
– Ты хочешь спасти людей, – медленно проронила Хранительница, и Леон понял, что она уже приняла решение. – А для этого тебе придется их изменить. Наш Простор – не только люди, Зигмунд, Простор – это вся наша жизнь, наши обычаи. Скажи мне: чего стоят люди без обычаев? Они хуже дикарей, хуже тебя…
– А чего стоят обычаи без людей? Об обычаях позаботишься ты.
Хранительница снова рассмеялась.
– А ты мне поможешь, да? Или вот он?
– Это не смешно… Кстати, мешок, который я у тебя оставил, все еще цел?
– Можешь прийти и забрать в любое время.
– Ты нам покажешь дорогу в Столицу?
– Нет.
– Кларисса, – кротко произнес Умнейший, – я прошу тебя. Ты же умная женщина, ты всегда была умной. Забудем прошлое. Мы оба понимаем, что сегодня иного пути нет. Помоги нам.
Хранительница покачала головой.
– Ты с самого начала знал, что я тебе откажу. И все же надеялся. Ты не умеешь быть честным даже с самим собой… Прощай, Зигмунд. Больше нам не о чем говорить.
Она пошла прямо на них, и перед ней невозможно было не расступиться. Прямая, статная, с жесткими складками у рта, вся от головы до пят – воплощенная каменная воля, она прошествовала между разошедшимися на шаг Леоном и Умнейшим, больше не взглянув на них. Толпа загомонила. Стайка младших хранительниц засеменила за Клариссой и, нагнав ее, пристроилась в шлейф.