—Что может быть страшнее смерти? — Откашлявшись, Джошуа с содроганием наблюдал, как отец берет ложку с очень-очень длинной ручкой и зачерпывает ею густую зеленоватую бурду.
—Тот, кто пытается выйти за пределы мира феноменов, рискует навсегда остаться по ту сторону границы и до скончания времен бродить по Плато заблудших душ. — Йелдгрейв протянул ложку сыну и настойчиво произнес: — Пей!
Джошуа зажал пальцами нос, а затем усилием воли заставил себя проглотить отвратительное зелье. Оно обожгло пищевод, достигло желудка и вызвало в нем такой спазм боли, что Фарнам с трудом удержался от крика. Его чуть было не вырвало. А когда желудок смирился с чуждой ему субстанцией, Джошуа увидел, что отец закатывает рукава балахона.
—А ты? Разве ты не будешь пить?
—Николас Йелдгрейв достаточно силен для того, чтобы общаться с духами без магических костылей, — самодовольно заявил некромант. — Если бы ты согласился помогать мне, а не моему гонителю Бевериджу, то, может быть, стал бы самым великим колдуном своего времени.
—Меня не интересуют твои эксперименты! Они всегда дурно пахнут.
—Тогда зачем ты сюда пришел?
Это был более чем резонный вопрос, и Фарнам не нашелся, что ответить.
—Подай мне бритву.
Джошуа извлек из сундука истонченную опасную бритву и подал ее отцу. Йелдгрейв занес руку над чашей, полоснул потемневшим от времени стальным жалом по своему испещренному белыми шрамами запястью. Едва первые капли крови смешались с трансгрессивным зельем, как со дна чаши начал подниматься серый клочковатый туман.
—Давай сюда пергамент, живо! — азартно крикнул Николас.
Фарнам протянул отцу клочок кожи с мерцающей печатью, а тот резко погрузил его в зелье. Началась бурная реакция с выделением густого тумана. Вскоре он заполнил всю комнату, размыв контуры всех предметов и преобразив самого Йелдгрейва. Теперь вместо черного балахона на нем появился расшитый золотыми звездами длинный голубой плащ. На голове возникла синяя шляпа с островерхой тульей и широкими, слегка опущенными полями. В глазницах его засияли льдисто-зеленоватые глаза, ибо в мире духов к Николасу возвращалось зрение. С его губ срывались полупонятные Фарнаму заклинания. Некромант заговорил с посылом, чеканя слова, предельно выразительно.
Когда Йелдгрейв взмахнул руками, из клубов темного облака выплыла уже знакомая Джошуа реторта, но не разбитая, а целая и запечатанная пробкой. Внутри ее извивалось нечто похожее на черного червяка. Он рос на глазах, одновременно превращаясь в эмбрион со скрещенными на груди ручками, подтянутыми к подбородку коленями и непомерно большой головой. Гомункул заполнил собой большую часть колбы и вдруг открыл глаза, красные, с черными вертикальными зрачками. Он вонзил злобный, ненавидящий взгляд в застывших по ту сторону пузатой склянки отца и сына.