Брюсову с большим трудом удалось удержаться на одиноком, едва заметном каменном уступе, торчавшем из скалы. Путь был отрезан в обе стороны, внизу зияла бездонная пропасть. Держаться было не за что. Ноги у него дрожали от перенапряжения, затем одна за другой соскользнули с выступа, и он сорвался вниз. Последовало долгое-долгое падение в кромешной темноте, и вдруг его приняла в себя вязкая, темная, липкая жидкость, она связала его по рукам и ногам, потянула на дно. Как ни пытался Брюсов вырваться, его затягивало все глубже и глубже, но тут кто-то схватил его за руку и рывком вытащил из кровавого потока. Он почувствовал под собой ровную каменную плиту, растянулся на ней. И вдруг совсем рядом раздался знакомый голос:
—Сынок...
Андрей не сразу узнал седого человека в черном камзоле, который вытащил его из красной жижи. Это был его отец! Но как только Андрей протянул к нему красные от крови ладони, тот исчез, а вместе с ним пропало и подземное море крови. Вместо этого он увидел над собой почерневшие от времени доски потолка и Тритемия, который будил его, потягивая за руку.
—Эндрю, пора вставать! — воскликнул он, радостно улыбаясь.
Брюсов сел на постели и огляделся по сторонам. Он находился в большой комнате с перекрытиями из дубовых балок. Окон в ней не было, зато имелись служившие кроватями широкие лавки и один очень длинный, грубо сколоченный стол, за которым, уписывая жаркое за обе щеки, сидел Ригглер. Обглодав очередную баранью ногу, монах бросал кость заметно подросшему тандерхаунду, который вертелся у его ног в ожидании очередной подачки. На столе среди бутылок, кружек и тарелок возвышалась голова Шакеласа. Половина стола была занята его длинными седыми волосами, которые, видимо, росли с неимоверной быстротой. Горбун ехидно улыбался и укорял Ригглера за прожорливость. Брат Билли не остался в долгу:
—Чтобы рассуждать о прожорливости, нужно для начала хотя бы иметь собственный желудок!
—Не желудок, а мозга, прощелыга! Вот что надо иметь настоящий мошенник, а монах тем более!
Тандерхаунд приветствовал Андрея радостным лаем. Пришлось потрепать его по холке.
—Эсквилина превзошла меня в искусстве врачевания, Эндрю! — воскликнул со смущенной улыбкойстарик. — Снадобье нашей рыжей феи просто творит чудеса. Вот смотри.
Тритемий прошелся по комнате, нисколько не хромая. Брюсов тоже чувствовал себя отменно. Усталость как рукой сняло, но ему страшно хотелось есть, о чем и было заявлено вслух. Когда Эсквилина принесла Андрею вилку и миску жаркого, он вскочил с постели и набросился на еду с жадностью, которой позавидовал бы сам чревоугодник Ригглер. Жаркое исчезало из миски с ужасающей быстротой. Уже сидя за столом, Андрей мысленно отметил, что Эсквилина успела переодеться, на сей раз в голубое платье с корсетом и шнуровкой, и привела свои густые рыжие волосы в порядок. Она заплела их в тяжелую, толстую косу, и Брюсову подумалось, что новая прическа ей к лицу.