Он вернул ей приветствие:
– И ты да будешь благословенна.
Взгляд принца остановился на Амии.
– Это и есть Прелестная, которую ты так расхваливала в письме? – спросил он.
– Да, принц.
– Она готова?
– Пока нет. Она не прошла инициацию. Я прошу у тебя пять месяцев для совершенствования ее знаний. Я приведу ее к тебе на праздник Холи.
– В этот день мы передадим ее гуру. Я доволен тобой, Три-Глаза. Служи мне так, как служила моему отцу, и я и впредь буду твоим покровителем.
Он отвернулся и прошел между массивными колоннами. Амия спросила себя, не во сне ли все это происходит. Слова Три-Глаза не рассеяли ее сомнений, но усугубили их:
– Если будешь делать, что я скажу, тебя ждет жизнь принцессы.
Хирал и Мишель влились в радостную толпу. Никто не обращал на них внимания. Оба оделись как можно проще, и было нелегко определить, что этот мужчина с загорелой кожей, резкими чертами лица и черной бородкой – француз. Мишель был очень похож на торговцев родом из северных регионов страны, которых было много на городских базарах. Как и у этих северян, на боку у него висел простой кинжал. На Хирал не было украшений, шафраново-желтый платок покрывал ее голову и плечи. Бутылочного цвета сари спадало до земли, скрывая ноги, которые она не стала раскрашивать.
Дхама же пренебрег маскировкой. Вооруженный монах держался чуть позади друга и его возлюбленной, внимательно поглядывая по сторонам. Он никак не мог избавиться от ощущения опасности, нависшей над ними с того самого дня, как они покинули дворец раджи Кирата в Хайдарабаде.
На улицах Танджавура бояться было нечего. Худшее, что могло случиться, – это получить пару тумаков из-за всеобщей толкотни. Вскоре они уже были в центре города, запруженном тысячами людей. Из этого своеобразного котла, пронизанного воротами-отверстиями, отправлялись процессии, организованные представителями разных каст. Повернув на улицу Красильщиков, они увидели синего Ганешу, возвышающегося над людским морем. Под балдахином из желтой и оранжевой ткани, украшенным засушенными цветами, он пробирался сквозь толпу своих обожателей. На одной из узких поперечных улиц появился другой Ганеша. Колеса его повозки задевали за стены. Дома тряслись, штукатурка осыпалась, мыши и крысы в страхе разбегались. Пара десятков верующих тянула повозку, намотав веревки на руки и плечи. Кровь их смешивалась с потом и пылью, на коже оставались красные полосы – свидетельства глубины их веры.
Хирал и Мишель подошли ближе к музыкантам, игравшим на флейтах, надасварамах[29] и барабанах. Здесь же были танцовщики и танцовщицы с дугами из павлиньих перьев на плечах и глиняными горшками с камфорой на головах. Верующие разбивали у ног Ганеши кокосовые орехи. Души Хирал и Мишеля слились с душами всех этих людей и божественной энергией, их наполнявшей. Благодать Ганеши снизошла на них.