Суд идет (Дроздов) - страница 102
Как я уже рассказывал в «Последнем Иване», неожиданно и дерзко вышибли из кресла нашего главного редактора Андрея Дмитриевича Блинова. По заведённой у нас с ним привычке я после работы по пути к себе на дачу заезжал к нему в Абрамцево и, как правило, заставал его в домашнем тире. Он сидел в плетёном кресле, а перед ним на столике лежала коробочка с патронами для мелкокалиберного пистолета, — он неспешно доставал заряды и целился в круг, отстоявший от него метров на двадцать пять. Целился долго, старался попасть в десятку. Я подходил к нему, говорил:
— Готовитесь к войне? Иль на дуэль хотите кого вызвать?
Андрей Дмитриевич пожимал мне руку и предлагал сесть в кресло с ним рядом. Обыкновенно он ничего не отвечал, а устремлял взгляд в тёмную чащобу леса, думал.
Я продолжал:
— Неужели опять придётся воевать?
Андрей Дмитриевич говорил:
— Полагаю, нет, не придётся; для войны нужна мобилизация народа, нужен клич лидера «Родина в опасности! Всё для фронта, всё для Победы!» А у нас нет лидера. У нас и наверху диссиденты сидят.
И, с минуту помолчав, заключал:
— Воевать никто не будет. Не с кем воевать. Врага-то наш народ не видит. Он, враг, в Кремле и на Старой площади сидит. Оттуда будут подаваться директивы, а зевакам останется наблюдать, как у нас всё рушится и уничтожается. Мы, фронтовики, тоже будем в толпе зевак. Так-то, Иван. Другого пути и нам с тобой не дано.
Блинов вскидывал пистолет и добавлял:
— Впрочем, ты-то, может, ещё и повоюешь, а я-то уж нет, время моё истекло.
Ему было шестьдесят пять лет, а мне подбиралось к пятидесяти. На фронте мы оба были комбатами; он — командир мотострелкового батальона, а меня в девятнадцать лет назначили командовать артиллерийской батареей. Андрей Дмитриевич и после войны прошёл большую школу жизни, в сравнительно молодые годы работал редактором областной газеты «Кировская правда», потом во время сталинских чисток, когда газеты, журналы, издательства пытались вычистить от евреев, его вызвали в Москву и он стал членом редколлегии «Литературной газеты», а потом ответственным секретарём самой многотиражной газеты «Труд» — она выпускалась двенадцатимиллионным тиражом, в то время как «Правда» имела тираж пять миллионов, а «Известия» — семь. Одновременно он писал книги и был известным писателем; очевидно, потому его вскоре назначили главным редактором «Профиздата». Ну, а потом уж он занял и более высокий пост — стал главным редактором издательства «Современник».
«Современник» — давняя мечта российских писателей, тех, кто жил на периферии. Много лет хлопотали о нём литературные генералы и рядовые писатели. Наконец, «звёздный» генсек Леонид Ильич Брежнев согласился, и издательство открылось. Оно было очень большим, в нём печаталось триста пятьдесят книг в год; каждый день — книга. И, непременно, новая, только что написанная, и что очень важно — художественная. Пять полиграфических фабрик и комбинатов придавалось этому издательству. Такого книгоиздательского монстра, по слухам, не было в мире. Андрей Дмитриевич более, чем кто-либо, подходил на роль главного редактора: он был писателем, имел большой опыт журналистской работы, знал издательское дело. Я в то время работал в Государственном комитете по печати заместителем главного редактора всех издательств России, но министерская работа мне была не по нутру, и я охотно принял предложение Блинова стать его первым заместителем. И всё бы ничего, но у нас обоих скоро обнаружился серьёзный недостаток: мы оба с ним русские — и по рождению, и по убеждениям. «Чёрненькие русские», сплошь заполонившие к тому времени кабинеты ЦК партии, скоро уговорили своего «Пахана». Брежнев, — он же Гонопольский, — согласно кивнул головой: убирайте. Я автоматически занял место Блинова, и, как я уже сказал, на то быстро последовал приказ министра Николая Васильевича Свиридова, — он, кстати сказать, как и я, был из сталинского призыва, то есть русский, но я знал, что должность, к которой он меня допустил, утверждалась на самом верху, а там действовал принцип, заведённый серым кардиналом Сусловым. У него была своя система назначения лиц на подобные посты. Я уже однажды занимал должность, подпадавшую под его руку: был экономическим обозревателем «Известий», и, когда меня утверждали, кто-то из евреев мне шепнул: утвердят! Ты входишь в число «восемнадцать». Я спросил: что означает это число? И еврей, желая показать свою осведомлённость, сказал: «Восемнадцать процентов — вам, русским, остальные места — наши. И, торжествующе улыбаясь, добавил: «Да, ваши восемнадцать процентов. Пока ещё восемнадцать». Знал я так же и то, что на момент назначения меня главным редактором русское число «восемнадцать» уже и в то время сжалось, как шагреневая кожа…