Суд идет (Дроздов) - страница 17

То было время, когда из нашей родной литературы изгонялось то, чем она была славна и гордилась: русский дух. Литература, как и общество, теряла русскость, приобретала черты интернационального галдежа, в котором солистами были гомельские торговцы шнурками и хлынувший из Одессы батальон багрицких. Писатель, осмелившийся только лишь намекнуть на природу русского и, особенно, дерзнувший нечаянно зацепить еврея — такой писатель не просто объявлялся опасным для общества; он скоро исчезал в подвалах Лубянки или замерзал на Колыме.

Хитро скрытая ложь царила в русской литературе на протяжении уходящего столетия. И тут я снова обращусь к статье Ивана Владимировича о Леонове. Ведь в этой статье впервые прямо и во весь голос заявлено о главной болезни едва ли ни всех поэтов и писателей после Есенина и Маяковского. Заявление ответственное, оно потребовало большого мужества, но правда ярче солнца, ради правды отдельные смельчаки не боялись пойти и на плаху.

Итак, снова обратимся к статье:

«Да, правды о Леонове они так и не сказали… Ведь заговори они языком правды, должны бы сказать, а из каких-таких сфер выпрыгнул пустой болтунишка Грацианский, каких он кровей и какого замеса. И почему этот изощренный лжец и демагог так упорно преследует человека, вставшего на защиту Русского леса. И что Русский лес — это прообраз России, что, следовательно, дело тут не в одних карьеристских устремлениях Грацианского, что речь в романе идет о незримой войне одних против других».

Иной мой читатель может сказать: а почему это я так много внимания уделяю Леонову и статье своего мужа о нем? Ведь речь должна идти о романе «Филимон и Антихрист».

Да, такое недоумение может возникнуть. Но роман, ставший подлинной эпопеей второй половины нынешнего века, нельзя понять в отрыве от литературы того времени, его нельзя оценить, не зная и не понимая художественного метода, характерного для всего творчества писателя. Этот метод был утрачен в советское время, он был разрушен горьковской философией социалистического реализма, ставшей религией для новой литературы. И всякого, кто эту религию не принимал, а пытался идти в русле нашей великой классики, партия, руководившая литературой, отторгала и даже предавала анафеме. Ведь эта литература возвеличивала русского человека, поэтизировала русский быт, русскую духовную жизнь — как все то, против чего и был направлен марксистско-ленинский интернационализм.

Вначале анафеме были преданы Блок и Есенин, — их не печатали сорок лет. А при Хрущёве, когда вновь стали рушить православные храмы, перестали печатать и Леонова. И не печатали, как я уже сказала, все десять лет царствования Хрущёва. Рядовой читатель, конечно, не мог понять, почему это с прилавков магазинов исчезли книги этого писателя. Не думал никто, кроме близких людей, и о том, а как живет писатель, гонораров-то нет, зарплаты не получает? Я спросила об этом Ивана Владимировича. На вопрос мой он ответил: