Вспоминается эпизод, рассказанный мне мужем. Жили-были и успешно трудились в литературе два фронтовых приятеля. Один из них Иван Шевцов, другой Михаил Алексеев. Оба в прошлом офицеры, работали в военных органах печати, писали книги. И вышли из них крупные писатели. Шевцова знал и любил читатель, но не любили его товарищи со Старой площади. Особенно лютовала жёлтая пресса; тогда она тоже была жёлтой, потому что работали в ней, как правило, «птенцы Яковлева» — люди, пламеневшие нежностью к Америке. Лютой злобой зашлись они, увидев на прилавках магазинов его роман «Тля». Братцы! Так это ведь нас он так называет!.. И ну метать в писателя громы и молнии. Двенадцать разгромных статей опубликовали в центральных газетах за один лишь месяц! Как он только выдержал такую атаку!.. Леонов, следивший за судьбой писателя и любивший его, сказал: храбрец! Один против целой армии выбежал из окопа и размахивает сабелькой. Ну, а Михаил Алексеев?.. Нет, он таких книг не писал. В кругу друзей тихонько осуждал таких безрассудных. В его книгах «Солдаты», «Наследники» были, конечно, и хорошие люди, и даже герои, но вот не было места персонажам, которые, подобно тле, грызут листья и губят урожай. Нет-нет, — боже упаси! — таких людей нет в нашей жизни. Может быть, они есть на Западе, в Америке, но у нас?.. Писатель, конечно, видел их в жизни, они кишмя кишели в издательстве, где он работал, и вред наносили великий, но… трогать их опасно. Лучше уж закрыть глаза.
Нравились такие книги Хромому дьяволу; заметил он Алексеева, тихий человек, не вредный. Такому-то можно и толстый журнал доверить.
И Алексеева назначают главным редактором литературно-художественного журнала «Москва». В свое время заместителем главного редактора там работал Шевцов, но от него избавились, Хромой дьявол «укреплял» кадры идеологических работников. Как из мешка сыпал он в редакции газет, журналов, издательств швондеров и шариковых.
Вскоре Алексеев станет лауреатом, ему на грудь повесят много орденов и медалей, в том числе Золотую Звезду Героя Социалистического Труда.
Позволю себе посплетничать; в литературной среде, как и в артистической, суды-пересуды привычны, без них многого не объяснишь и многое нельзя понять. С Алексеевым случился эпизод, который, кажется, ни с кем не случался в литературной истории, — в нем, как в капле прозрачной воды, отразилась вся суть его многолетнего лукавого творчества: его товарищ Ваня Шевцов извлекает из своей библиотеки все книги Алексеева с дарственными автографами и с короткой запиской «За ненадобностью» отсылает своему бывшему другу.