- Мужики! Плоты!..
По берегу в исподнем забегали люди. Разыгрался ветер. Река, осатанев, скакнув на полметра вверх, разворачивала плоты. Как нитки лопались специальные причальные тросы.
Тетя Стеша видела, как братья по грудь в воде пробрались к ближнему плоту, вскарабкались на бревна к кормовому веслу и навалились на него, но тут оборвалась последняя чалка - плот исчез во тьме. И только еще раз молния осветила его, когда в мареве брызг летел он на волне к яру...
Вот и взгромоздили лэповцы на круче гранитную глыбу - памятник братьям.
Но беда не ходит одна - полгода спустя погибла и тетя Стеша.
Бригада тогда перебиралась на новое место. Трактор тащил в гору балок-кухню, тетя Стеша готовила обед. И вот на самом подъеме лопнул новенький, только со склада, шкворень. В окне замелькали кусты, заплескался на плите суп. Заметалась Стеша, раскрыла дверь и выпрыгнула, да оступилась, скользнула в колею, и полоз надвинулся на нее...
Тетю Стешу положили на лафет подъемного механизма и отвезли к той же гранитной глыбе на берег Нюи. Парни палили из ружей.
У лэповцев появилась традиция: попал на берег Нюи - сними шапку, постой молча у серого камня, на котором нет надписи...
Приезжали из райисполкома, хотели увезти Андрейку в детский дом, но лэповцы не отдали его. По ночам стирали пеленки, купали малыша, кроили и шили, как могли, рубахи. Так и рос Андрей бригадным сыном.
Утро на ЛЭП начинается с разбора портянок. Действует закон тайги: кто первый встал, того и сапоги.
В двадцатишестиместной палатке тридцать человек. Ставили вторую - все равно набиваются в одну. В тесноте, зато вместе. Толкаются, курят.
Каша уже на столе, дымит в чашках. Горки хлеба. Масло на тарелке. Селедка разделана прямо на доске.
Талип (монтажник, татарин) греет у печки Андрейкину одежду, поет: "Не кочегары мы, ларга, и не плотники, ларга, и возражений ек, ек, ек". Он проталкивается к Андрейке, бросает ему рубашку, штаны.
- Скажи, Андрей, деду (дед - это я, Антон Дюжев): не надо нам твой железо, давай рул, баранку, - и щурится на меня.
- Хорошо бы нам, дед, машину, - говорит Андрей. Надевает штаны с начесом, идет умываться.
В углу под умывальником лед горкой, и Андрей никак не может установить перевернутый вверх дном ящик. Берет топор, рубит лед. Ставит ящик, залезает на него.
- Глаза и шею мой, - предупреждает Талип.
- Шею! - сразу же сжимается в комочек Андрей: неохота мыть шею холодная вода.
Когда все поедят, Андрей хлебом вымакает кашу из чашек, из кастрюли, хлеб соберет в таз и отнесет щенкам. Они уже подросли, валят Андрея на землю, лижут лицо.