Когда все готово, надеваем очки и выходим из палатки.
Снег потух и сделался темно-желтым, а кустарник коричневым, небо тоже завяло. Смотри сколько хочешь.
- Теперь мы спасены, да, дед? Плакать не будем.
Укладываемся спать.
Просыпаюсь от какого-то дикого вопля. Прислушиваюсь. Тишина. Почудилось. Иду посмотреть. Редкие звезды таращатся из синевы. А куда подевались псы - не встречают. Поводок на месте, а Ветки нет. Крикнул. Откуда-то из распадка доносится чуть слышный лай: то удаляется, то приближается. Кого-то гонят. Может, лося, может, медведя подняли. Надеваю легкую куртку из серого солдатского сукна, подпоясываюсь патронташем, пристегиваю нож, беру ружье. Иду. Вернее, бегу по мари, только наст гудит под ногами и взвизгивает под пяткой пересохший на морозе снег.
Пробежал метров триста - куски наста валяются, проломы с кровью на стенах, след сбитый, осадистый.
По такому насту зверю от собак не уйти. Рысцой срезаю углы. Обогнул взлобок.
Смотрю - мелькнуло в подлеске, и снова лай, совсем близко. Свистнул. Все равно гонят наперерез. Бегу. Шапку за пазуху сунул, пот заливает глаза.
Совсем рассвело, каждое дерево видно. Слышу возню, урчание, азартный визг. Продираюсь через ерник - в косогоре черновина шевелится. Туда. Подбегаю. Ветка оленя дерет, глаза не ее, дикие. Голец тоже, шерсть дыбом, хватает загнанного быка за ноги. Зверь тяжело дышит, весь в крови, нога переломлена. Жаль, но пришлось дострелить рогача. А Ветку на привязь посадить. Щенка тоже. Теперь не щенок - молодая охотничья собака, раз попробовал крови. И задержать их надо, пока не сойдет снег. По чернотропью, конечно, не взять им ни оленя, ни сохатого.
А чернотропье не за горами, как бывает у нас: не сегодня-завтра дыхнет из-за горы подогретым воздухом и заговорят ручьи, забеснуются речки. Налетят птицы, буйно зазеленеет трава. В один миг распустятся деревья, зацветут яркие полевые цветы. Солнце над марью повиснет, и вскоре над нею заколышется серое облако липкой, надоедливой мошкары. И так будет целых два знойных месяца северного лета.
Но однажды проснешься, выглянешь из палатки - как будто ничего того и не было: ни птиц, ни хвои, ни листьев - все оборвет ветром, и опять ляжет снег, белый-пребелый. И таким осиротелым станешь, прямо невмоготу.
А сейчас сидим мы с Андрюхой в скрадке. Оба в белых халатах, в щитках и ждем гусей.
За озером, на сушине сидит какая-то птица - то ли глухарь, то ли ворон, - отсвечивает на солнце, будто зажженный фонарь.
Прикидываю на палец расстояние. Конечно, из ружья не достанешь шагов семьсот будет.