К.-С.: В двенадцать дня я, как гардеробщик имперского суда, набрасывал на плечи достопочтенного господина черную, достигавшую земли тогу, в которой монарх начинал продолжавшееся до часу дня заседание Верховного, а значит, и окончательного суда; по нашему «чилот». Господин наш обожал этот час правосудия и, находясь в столице, никогда не манкировал своими судейскими обязанностями, даже в ущерб другим, тоже не менее важным делам. По традиции наших императоров, милостивый господин проводил этот час стоя, выслушивая дела и вынося приговоры. В нашей истории императорский двор был кочевым лагерем, перемещавшимся с места на место, из провинции в провинцию, в зависимости от донесений императорской разведки, которой надлежало установить, в какой округе благоприятные виды на урожай и где отмечен значительный прирост скота. В такие благословенные места прибывала передвижная столица империи, и императорский двор разбивал свои неисчислимые палатки. Позже, когда в этом животворном месте запасы зерна и мяса иссякали, императорский двор, руководствуясь донесениями вездесущей разведки, свертывал палатки и перебирался в другую урожайную провинцию. Как раз наша столица Аддис-Абеба явилась местом последней такой стоянки двора достославного императора Менелика, который повелел начать здесь закладку города и первого из трех украшающих его дворцов. Еще в кочевой период одна из палаток черного цвета служила тюрьмой, где содержали тех, кого подозревали в совершении особо опасных для монархии злодеяний. Тогда-то император Менелик в занавешенной клетке (никому из смертных не полагалось видеть его светлейший лик) вершил час правосудия. Наш же господин выступал в качестве верховного судьи в специально для этой цели предназначенном строении, прилегающем к главному дворцу. Стоя на возвышении, добрый господин выслушивал дела так, как представляли их стороны, и выносил приговор. Это совершалось согласно с процедурой, установленной три тысячи лет назад царем Израиля Соломоном, чьим потомком по прямой линии (как это указано в нашей конституции) являлся щедрый господин.[10] Приговоры, которые монарх выносил тут же, были окончательными и не подлежали пересмотру, а смертная казнь тотчас приводилась в исполнение. Такой приговор ждал заговорщиков, которые безбожно, не боясь предания анафеме, посягали на захват власти. Но доброта господина являла свою доброжелательную силу, если случалось, что (по недосмотру ли стражей или же благодаря своей поразительной ловкости) какой-нибудь из малых сих представал пред ликом верховного судьи и, взывая к правосудию, обвинял своих угнетателей-вельмож. В этих случаях великодушный господин выносил порицание вельможам, а назавтра, в час выдачи ссуд, повелевал Аббе Ханне щедро одарить пострадавшего.