Эрик. Они заставили ее оставить испуганного малыша в лавке, как какой‑то ненужный сверток. И мальчик волновал ее куда больше, чем собственная судьба. Уиллоу не знала, был ли владелец лавки порядочным человеком, чтобы позаботиться о малыше и отвезти его домой. Расслышал ли он имя отца мальчика, когда она выкрикнула его из отъезжающей кареты.
В сотый раз казнила она себя за то, что отнеслась столь доверчиво к вниманию посторонних людей. Их дорогие килты и пиджаки вместе с галстуками из тонкого полотна не могли заронить в ее душу сомнение, что перед ней не знатные шотландские господа. Но теперь Уиллоу знала, что бандит, даже хорошо одетый, все равно бандит.
Она уже пережила нечто подобное много лет назад, когда была восьмилетней девочкой. Когда злые люди в окровавленных одеждах схватили ее и поставили на руку клеймо, перерезав прежде всю ее семью. И ни ее крики, ни сопротивление не смогли остановить все эти ужасы. Но тогда, как и теперь, уход в себя помог ей отгородиться, создать вокруг себя видимость безопасного пространства. Шону всегда огорчало отсутствие в ней храбрости. Но Уиллоу знала, что внутри у нее все спокойно и тихо и никакое зло ее там не достанет.
Но теперь зло окружало ее со всех сторон, и Шоны не было рядом, чтобы защитить ее. Оставалось лишь гадать, что с ней стало. Мужчины сказали, что Шону также похитили, и пригрозили убить, если Уиллоу откажется сделать то, что ей велят. Бедная Шона. Если ее схватили, значит, она наверняка пострадала, потому что не могла сдаться без боя.
— Когда я смогу увидеть Шону? — спросила Уиллоу вежливо, стараясь не вызвать гнева у своих похитителей.
— Как только мы закончим дело, — ответил молодой человек.
— Какое дело, милорд?
— Вы скоро узнаете.
Говор этих людей отличался от местного, но был ей знаком. Они были горцами, как и ее родители, выходцами из Северного нагорья. Цвета их тартана тоже показались ей знакомыми. Но такой расцветки она не встречала с тех пор, как поселилась в Дамфрисшире.
Карета тем временем свернула на узкую дорогу, почти заросшую кустарником, образующим с двух сторон живую изгородь. Продравшись сквозь торчащие ветки, они подкатили к скромному и довольно запущенному дому.
Карета остановилась, и Хартопп открыл дверцу.
— Мы приехали, милорд Маккалох. Добро пожаловать в мой дом.
Маккалох ступил на землю. Садик перед домом сильно зарос, сорняков в нем было больше, чем цветов. Иронично усмехнувшись, Маккалох просунул голову обратно в карету.
— Выходи, милая. Разомни ножки. У нас много работы.
Маккалох протянул ей руку, но при мысли к нему прикоснуться ей стало плохо, и Уиллоу вышла из кареты без посторонней помощи.